Император Терний - Марк Лоуренс

— Возможно, ты будешь хорошим отцом, — сказал Макин.

— Нет.

Пойму я это или нет, но хорошим отцом не стану. Я подвел брата и, несомненно, подведу сына. Каким-то образом проклятье, наложенное на меня Олиданом из Анкрата, вероятнее всего, унаследованное им от собственного родителя, поразит всех моих детей.

Макин поджал губы, но ему хватило то ли такта, то ли ума не спорить.

Не такая уж большая часть Высокогорья Ренар годится для земледелия, но ближе к границе рельеф становится наконец достаточно ровным, чтобы там можно было что-то выращивать или строить города. Например, Годд, мою столицу. Он выступал пятном на горизонте.

— Разобьем лагерь здесь, — произнес я.

Макин нагнулся в седле, чтобы сказать что-то сэру Риккарду, и поднял копье с моим флагом.

— Мы могли бы добраться до Годда, — сказал Макин. — Будем там где-то через час после заката.

— Скверные койки, ухмыляющиеся чиновники и блохи. — Я соскочил с Брейта. — Лучше уж спать в палатке.

Горгот сел, предоставив гвардейцам хлопотать вокруг него, стреноживать и кормить коней, ставить палатки, каждая на шестерых, с развевающимися на крыше двумя лентами императорских цветов — черной и золотой. Кеппен и Грумлоу бросили седельные сумки рядом с левкротом и сели на них, чтобы поиграть в кости.

— Нам надо бы по крайней мере завтра проехать через город, Йорг. — Макин привязал мешок с кормом на морду своего коня и повернулся ко мне спиной. — Народ любит смотреть, как проезжает Гвардия. По крайней мере это ты можешь им дать?

Я пожал плечами.

— Хватит и того, что я держу двор на Высокогорье. Думаешь, они забыли, что мой дворец в Арроу больше всего Годда?

Макин посмотрел мне в глаза.

— Иногда кажется, что это ты позабыл, Йорг.

Я отвернулся и присел на корточки посмотреть на кости. Бедра болели — я явно провел слишком много времени на троне, в постели и пиршественном зале. Макин был прав, я должен был ездить по своим семи королевствам хотя бы для того, чтобы не забывать, что значит быть в дороге.

— Сукин сын! — сплюнул Кеппен.

Все пять костей Грумлоу выпали шестерками вверх. Кеппен принялся опустошать кошелек, снова сплюнул и вывалил все к ногам Грумлоу. Я покачал головой. Так разбрасываться удачей ради кошеля монет.

— Не растрать всю свою удачу, брат Грумлоу. Она может понадобиться тебе позже.

Я снова встал и прикусил губу: ноги нещадно болели.

Мне никогда не хотелось жить во дворце, выстроенном принцем Оррином для Катрин. Я провел там несколько недель после того, как мы обеспечили себе верность всех уцелевших лордов Арроу. Здание напоминало мне об Оррине, суровое, но великолепное, с высокими арками, колоннами из белого камня, его словно скопировали с дворцов Македонии, где вырос, чтобы стать великим, Александр. Я носился по многочисленным комнатам со своими братьями в качестве охраны, мои капитаны планировали захват оставшихся территорий Арроу. Во дворце было пустынно, несмотря на несколько сотен слуг, сплошь чужеземцев. В конце концов я радовался, что уезжал на завоевание Нормардии, оно принесло облегчение, хоть и стало самой кровавой кампанией за ту весну.

Если жизнь в Логове изнежила меня до того, что день в седле оказался тяжким испытанием, стоило избегать роскоши этого дворца. Лучше горы, чем равнины, лучше вой ветра над заснеженными пиками, чем вонючий воздух с Тихого моря, приносящий запах Затонувших Островов. И потом, в Анкрате и Ренаре кровь моего рода была гуще всего. Я, может, и не нуждаюсь в семейном тепле, но в трудное время разумнее быть окруженным подданными, которые следуют за тобой по привычке, а не из-за вновь обретенного страха.

Закапал дождик, свет померк. Я крепче запахнул плащ и приблизился к одному из костров.

— Палатку королю! — крикнул сэр Риккард, хватая проходящего мимо гвардейца за руку.

— Немного сырости мне не повредит, — сказал я.

Риккард был хорошим мечником, смельчаком, но слишком много командовал.

Проводить время у костра среди солдат мне больше по нраву, чем созерцать хлопающие на ветру стены палатки и представлять, что же за ними такое. Я смотрел, как Гвардия разбивает лагерь, и вдыхал аромат жаркого.

Если отряд насчитывает больше трехсот человек — это уже маленькая армия, и ей необходима дисциплина. Нужно выкопать канавы для справления малой нужды, организовать охрану по периметру, напоить и отправить пастись коней. Где та простота, которой хватало нам, братьям, на дорогах моего детства? Масштаб меняет все.

Капитан Гвардии принес мне кресло, складное, походное, с обитыми медью углами, умещающееся в плоском тюке и способное уцелеть на дорожных ухабах. Капитан Харран застал меня сидящим в нем и поедающим оленину с картофелем, провизию из моих кладовых в Логове. Гвардия же кормилась по пути, фактически грабя на большой дороге, но на законных основаниях — последние отголоски имперских порядков.

— Вас хочет видеть священник, — сказал Харран.

Я подождал, пока он прибавит «король Йорг». Капитаны Золотой Гвардии относятся к Сотне с презрением и, скрытые своими блестящими шлемами, смеются над нашими титулами.

— Священник? Может, епископ Годда?

Золотая Гвардия не слишком жалует Римскую церковь. Это последствия многовековой грызни императоров с папами. Для сторонников императора Вьена — священный город, а Рим — одно недоразумение.

— Да, епископ, — кивнул Харран.

— Дурацкая шапка выдает его с головой, — сказал я. — Сэр Кент, прошу, проводите отца Гомста в наш благочестивый круг. Не хотелось бы, чтобы Гвардия обидела его.

Я откинулся в кресле и отпил эля из кружки, которую мне принесли, — та еще кислятина из пивоварен Ост-Рейха. Райк присматривал за костром и обгладывал кость. Многие смотрят на огонь так, будто ищут ответ в таинстве его ослепительного танца. Райк просто хмурился. Горгот подошел и локтями расчистил себе достаточно места, чтобы огонь осветил его. Как и я, он кое-что понимал, когда смотрел на пламя. Магия, позаимствованная у Гога, выгорела из меня, когда мы прогнали людей Арроу из Логова, — она никогда не принадлежала мне по-настоящему. Однако же, полагаю, Горгот намочил руки там, где плавал Гог. Он не являлся Присягнувшим огню, как Гог, но в его крови что-то такое было.

Грумлоу сообщил нам о прибытии епископа Гомста, показав на митру, качающуюся над головами гвардейцев, выстроившихся перед столовой палаткой. Мы смотрели, как он выходит, в полном облачении, опираясь на посох и шаркая ногами, хотя лет ему было не больше, чем Кеппену, который мог взбежать на гору перед обедом, буде возникнет необходимость.

— Отец Гомст, — сказал я.

Я называл его так с тех пор, как вообще смог хоть как-то его называть, и не усматривал причины что-то менять просто потому, что у него теперь была другая шапка.