Амнезия - Федерико Аксат

Я поднял голову и встретил пристальный взгляд брата.

— Ты меня понял?

Я кивнул.

— Наше сознание порой выкидывает номера, а у тебя был непростой день.

Я хотел было возразить, но передумал.

— Я не специалист, но, думаю, ты пережил онирическую галлюцинацию.

Я поморщился:

— Это был не сон.

— Разумеется, нет. Онирические явления происходят, когда человек бодрствует, но его сознание оказывается на границе между сном и явью. Труп и фургон тебе померещились, но все остальное было реальностью. В Линдон-Хилле есть специалисты, которые могли бы…

Я горько рассмеялся:

— Да брось, Марк… Если труп и фургон померещились, по мне плачет «Джунипер-Хилл»[1].

— Все не так плохо… В конце концов, это был единичный приступ. Если он повторится, подумаем, что делать. А пока лучше обо всем забыть.

— Легко сказать…

— Обещай, что позвонишь, если еще что-нибудь случится.

— Обещаю.

Марк кивнул, но внезапно его лицо изменилось. Казалось, он хочет что-то сказать, но колеблется.

— Что с тобой?

— Вообще-то я собирался с тобой поговорить. Наверное, стоило подождать, пока все устроится, но теперь…

У Марка с Дарлой не было детей, и я тут же подумал, что он про…

— Я не про это, — опередил меня Марк. — Я про «Медитек».

Брат не любил обсуждать работу, по крайней мере со мной, так что этот разговор он наверняка завел, чтобы меня отвлечь.

— Мы собираемся продавать лабораторию.

Я не поверил своим ушам.

Услышать, что Марк решил продать «Медитек», было так же немыслимо, как обнаружить в собственной гостиной труп. Первой мыслью было — у брата нашли какое-то смертельное заболевание. Я не знал, что еще могло бы заставить его расстаться с лабораторией. Марк основал «Медитек» вместе со своим другом Йэном Мартинсом, и с тех пор как они продали первый патент, дела неуклонно шли в гору. Марк был помешан на своей работе. Да, это самое верное слово: помешан.

— Вообще-то мы с Йэном уже давно приняли решение.

Моему изумлению не было предела. Марк с Дарлой привыкли жить на широкую ногу, ездили на дорогих машинах и купили большой дом, но деньги никогда не были для моего брата главным.

— Не скрою, ты меня удивил. Но ты в любом случае можешь на меня рассчитывать.

— Спасибо, Джонни. У нас с Йэном небольшие разногласия насчет покупателей, но я уверен, скоро все образуется.

Я не мог представить Марка без «Медитека». Скорее всего, он создаст новую компанию и за несколько лет превратит ее в успешное предприятие.

Я проводил брата до дверей. Марк обнял меня и заставил пообещать, что я сразу же позвоню, если «единичный приступ» повторится. Я пообещал, хотя не сомневался: никакой это был не приступ. Все, что я видел в тот вечер, было таким же реальным, как тачка за семьдесят пять тысяч долларов, которая теперь выруливала на дорогу.

Труп, пустая бутылка, пистолет — кто-то разыграл спектакль, чтобы обвинить меня в убийстве. И режиссерами были владельцы старого фургона.

Брат помахал из окна машины, в ответ я заставил себя улыбнуться.

Кто-то разыграл спектакль, но что-то пошло не так.

Я провожал глазами «мерседес» Марка.

Кем была мертвая девушка? Кому понадобилось свалить на меня ее убийство?

Автомобиль исчез за деревьями, а я все стоял на пороге. Мне не давал покоя один вопрос.

Почему брат позвонил именно тогда, когда я нашел фургон?

В ту ночь в мой сон, как червь, прополз невнятный, темный кошмар. Пробравшись сквозь череду жутких, бессвязных образов, я оказался на лесной тропинке. Яркий луч фонаря вел меня за собой, а сзади подгоняло чье-то дыхание. Охваченный страхом, я шел через лес, пока не проснулся в холодном поту.

После пробуждения я долго сидел в постели. При свете дня вчерашние события казались совершенно невероятными.

Я спустился на первый этаж, как был в трусах и старой майке, и еще раз осмотрел гостиную. Перед сном я убрал осколки абажура, и теперь в комнате царил идеальный порядок.

Я хотел вернуться в спальню и принять душ, но вспомнил нечто важное и спустился в подвал. Мой отец устроил там маленький винный погреб, которым страшно гордился, хотя на самом деле это был даже не погреб, а узкое помещение с рядами полок вдоль стен. В годы моего детства они были уставлены бутылками, которые отец берег для дружеских посиделок, проходивших тут же, в подвале. Здесь играли в покер, курили и беседовали о старых временах. То был тесный круг друзей, знавших друг друга с пеленок. Кто-то из взрослых назвал эти сборища Бильдербергским клубом, или попросту Б-клубом. Мы, дети, немедленно подхватили это словечко.

Когда мама заболела, заседания клуба постепенно прекратились. Бутылок в погребе почти не осталось, и никто не думал пополнять их запас. Деньги уходили на лекарства и сиделок, а поскольку отец не мог работать, как раньше, дела наши были хуже некуда. Иногда я спускался в погреб вместе с папой. Прежде он придирчиво выбирал вино, приберегая лучшие экземпляры для специальных оказий — каждому свой черед, — теперь же все чаще не глядя брал с полки первую попавшуюся бутылку. Мой отец не был алкоголиком, но в те горькие дни он пытался утопить в вине свое отчаяние.

Ныне погреб был пуст и заброшен, как и весь погруженный в тоску и упадок дом, покинуть который у меня недоставало духа. Марку хватило ума и сил, чтобы оставить прошлое позади, а я, жалкий идиот, позволил затянуть себя в черную воронку неудач, которая, похоже, скрывалась под фундаментом злополучного здания.

А теперь еще труп в гостиной. Пора валить отсюда к хренам. Чего еще ты ждешь? Чтобы камни с неба посыпались?

В дальней части погреба был небольшой ящик, в котором отец когда-то хранил особые бутылки для особых случаев. Я открыл его — и долго смотрел на пустую полку. Водки, которую я купил после тяжелого разговора с Лилой, не было.

Идея купить спиртное, чтобы доказать, что спиртное мне не нужно, была невероятно глупой, однако не самой сумасбродной из тех, что приходили мне в голову. Любой алкоголик способен за секунду придумать десяток оправданий своей слабости и искренне поверить в каждое из них.

Следующие полчаса я осматривал дом. Особое внимание уделил спальне и гостиной. Искал скрытые камеры, микрофоны, любые свидетельства присутствия посторонних. В конце концов пришлось признать свое поражение. Усталый и пристыженный, я решил последовать совету Марка и поскорее забыть о вчерашнем нелепом происшествии. Теперь онирическая галлюцинация казалась самым разумным объяснением.