Им помогали силы Тьмы - Деннис Уитли

Без сомнения, они там здраво рассудили, что истинная немка и патриотка не могла отправить разведданные британским спецслужбам и выдать государственную тайну, значит, британский агент ждет, что на связь к нему придет иностранка, а раз страдания евреев при нацистском режиме достигли неслыханных дотоле масштабов, то они, естественно, породили ответную ненависть к своим мучителям. Таким образом, надо послать в качестве подсадной утки к англичанину именно представительницу гонимой несчастной нации.

А тот факт, что она разгуливает на свободе, логично бы было, с точки зрения Грегори, объяснить либо ее близкими отношениями с каким-нибудь видным нацистом, либо тем, что ей пообещали сохранить жизнь и не отправить в газовую камеру при условии, что она разыграет эту грязную роль в их грязных играх. Ведь на что только человек не способен — лишь бы выжить! Но как ему себя вести в подобной ситуации? Времени на размышления у него практически не было.

По мере того как высокая плоскогрудая женщина приближалась к его столику, Грегори бессознательно отметил про себя, что ее одежда, когда-то приличная, даже шикарная, теперь выглядела поношенной и висела мешком. И вообще ее вид вызывал впечатление какой-то неухоженности и полного равнодушия к своей внешности, что лишь убедило его в том, что ее скоропалительно выпустили из концлагеря и подослали к нему. Он собрался и принял решение. Необходимо приложить все старания, чтобы убедить ее: он офицер, приехавший в бессрочный отпуск, здесь он с единственной целью порыбачить и подлечить нервы, поправить свое здоровье. А то, что поганые наци используют своих евреев как наживку для разведчиков — так этот их подлый прием давно уже не нов, только они недооценивают противника. Как же, черт подери, ему выдумать в такой короткий срок достаточно правдоподобную легенду о недавней службе в Швеции, ведь они очень быстро и эффективно могут проверить, соответствуют ли его утверждения действительности, или это не более чем наглая ложь? И еще. Если они подослали эту еврейку и в их руках письмо к фрау фон Альтерн, значит, среди людей за соседними столиками есть их агенты в штатском, только и ждущие от него какого-то неверного шага или движения.

Грегори поднялся, щелкнул каблуками, поклонился женщине в лучших армейских традициях пруссаческого юнкерства и отрывисто представился: «Боденштайн».

Внимательно разглядывая его огромными светло-серыми глазами, хранившими серьезное выражение, она протянула руку, которую он галантно поднес к губам, пробормотав:

— Фрау фон Альтерн, рад познакомиться с вами и выразить мою глубочайшую признательность за то, что вы сочли возможным скрасить одиночество солдата и согласились принять мое приглашение на ленч.

— Рекомендации наших общих знакомых было достаточно для меня, — ответила женщина. — И разве это не долг любой из нас — сделать все от нас зависящее, чтобы наши храбрые воины не скучали во время отпусков. Но, как мне показалось, вы были несколько удивлены, когда увидели меня, так сказать, во плоти, не так ли?

Голос у нее был низкий, грудной, по-немецки она говорила с заметным акцентом, поэтому Грегори сказал вполне открыто:

— Что для меня было полной неожиданностью — так это ваша внешность. Я… я не предполагал, что вы иностранка.

— Странно, очень странно, — заметила она, опускаясь на стул, который он вежливо предложил. — Странно, что наши общие знакомые не сказали вам, что я турчанка и вышла замуж за Ульриха фон Альтерна тогда, когда он служил при посольстве в Анкаре. Должно быть, вам также неизвестно, что мой горячо любимый супруг пал смертью храбрых на Восточном фронте полгода назад.

То, что сам фон Альтерн уже не может служить препятствием на его пути к разрешению загадок Пенемюнде, было для Грегори приятной новостью. Да и то, что германский офицер во время службы в Турции женился на турчанке, тоже не было чем-то из ряда вон выходящим. Кстати, объяснялась и ее восточная внешность, хотя в Западной Европе ее легко можно было принять за представительницу семитского племени. А раз она турчанка, то можно было определенно рассчитывать на то, что ее не подослало гестапо — уф-ф, сразу от сердца отлегло, обрадовался Грегори и подозвал пожилого хромого официанта, осведомившись у дамы, что бы она предпочла выпить перед ленчем.

Она быстрым и каким-то нервным движением извлекла из сумочки пачку сигарет, закурила и произнесла:

— Водка и бренди.

Грегори ничем не выдал своего удивления от ее странного выбора и только еще внимательнее стал приглядываться к ней. При ближайшем, рассмотрении она оказалась помоложе, чем издали, — лет тридцать пять — тридцать шесть. На лице никакой, косметики, цвет кожи нездоровый — изжелта-бледный, а под светлыми, лучистыми глазами так и вовсе черные круги. Выбившаяся из-под косынки неопрятная прядь волос говорила о том, что женщина от природы рыжая. Должно быть, молоденькой девушкой она выглядела очень миловидной.

«Теперь самое важное, — подумал Грегори, — убедиться в том, что именно она послала то донесение об испытаниях нового секретного оружия в Пенемюнде». Поэтому, выразив сочувствие по поводу постигшей ее тяжелой утраты, он продолжал, осторожно прощупывая ее:

— Мы не можем сомневаться в мудрости решений нашего фюрера, но нельзя не признать и того, что жертвы, приносить которые он нас призывает, становятся все тяжелее и непереносимее для простых смертных.

— Да-да, вы абсолютно правы, господин майор, — с горечью согласилась она. — Погибни мой муж во время триумфального шествия германского вермахта по развеселой Франции — это одно дело, а замерзнуть в необъятных просторах России — совсем другое. Фюрер клялся и божился, что Германии никогда больше не придется воевать на два фронта одновременно, но и здесь он обманул немцев, нарушив клятву.

Заявлять о том, что фюрер предал свой народ, и к тому же в присутствии совершенно незнакомого человека, было неслыханным безрассудством и дерзостью, из чего Грегори сделал вывод, что она идет ему навстречу и первый шаг решилась сделать сама — если, конечно, это не провокация чистейшей воды. Поэтому он сказал:

— То, что Гитлер начал войну с Россией, не покончив предварительно с англичанами, — это грубый просчет с его стороны, который может закончиться нашим поражением в войне. Я лично придерживаюсь мнения, что чем скорее мы освободимся от нацистской чумы, тем меньше придется претерпеть народу Германии, пока она не покрылась руинами и могилами честных немцев.

Это был уже открытый вызов к государственной измене, адресованный человеку, которого он совсем, можно сказать, не знал. Окажись она не тем самым отправителем письма с секретным донесением и ее слова — лишь эмоциональным всплеском, вызванным потерей супруга, она запросто могла выдать его гестаповцам.

Его фальшивые документы хорошо служили при обычной рутинной проверке, но никогда бы не выдержали настоящего расследования. Немцы, известные своей аккуратностью и скрупулезной точностью, в два счета разоблачили бы его, выяснив, что никакого майора Гельмута Боденштайна никогда и в природе не было. Сдай она его в полицию, его миссия была бы закончена, так по-настоящему и не начавшись. Но ему не оставалось ничего другого, как рисковать.