Вторая модель - Филип Киндред Дик

заметно ярче других, – маячок Пункта Контрольной Службы. Нацелившись на него, словно безупречное, безукоризненно прямое древко стрелы, сложив за спиной белые крылья, Бентон помчался к мигающему огоньку. В какой-то сотне футов от цели он распростер крылья в стороны, наполнив их упругим, вмиг затвердевшим воздухом, и мягко приземлился на ровную крышу.

Стоило ему сойти с места, над нужной дверью ожил, засиял указатель, и Бентон, ведомый его лучом, без труда нашел путь ко входу. Повинуясь нажатию кончиков пальцев, дверь отодвинулась внутрь, и Бентон, переступив порог, с нарастающей скоростью, пулей помчался вниз. Вскоре крохотный лифт остановился. Покинув кабину, Бентон вошел в приемную Контролера.

– Хелло, – приветствовал его Контролер. – Снимайте крылья, присаживайтесь.

Послушавшись, Бентон аккуратно сложил крылья, повесил их на один из множества крючков, рядком тянувшихся вдоль стены, отыскал взглядом самое удобное кресло и направился к нему.

– А-а, – заулыбался Контролер, – вижу, комфорт вы цените.

– Мне, э-э… просто не хочется, чтоб он пропадал впустую, – ответил Бентон.

Контролер перевел взгляд за спину посетителя – там, за прозрачной пластиковой стеной, располагались самые просторные во всем Воздушном Граде одноместные комнаты. Простирались они, насколько хватало глаз, и еще дальше, и в каждой…

– По какому же поводу вы хотели меня видеть? – нарушил молчание Бентон.

Контролер, кашлянув, зашуршал листами писчей фольги.

– Как вам известно, – начал он, – девиз наш – Стабильность. Цивилизация многие сотни лет, особенно начиная с двадцать пятого века, шла на подъем. Однако закон природы, закон бытия гласит: в развитии цивилизация либо идет вперед, либо скатывается назад. Стоять на месте она не может.

– Да, я это знаю, – озадаченно подтвердил Бентон. – И таблицу умножения знаю тоже. Ее вы мне цитировать не собираетесь?

Но Контролер его словно бы не расслышал.

– Однако, – продолжал он, – нам поневоле пришлось нарушить этот закон. Сто лет тому назад…

Сто лет тому назад! Просто не верилось, что с тех пор, с того памятного выступления Эрика Фрайденбурга, представителя Свободных Германских Штатов, в Зале Международного Совета, прошло так много времени. Взяв слово, Эрик Фрайденбург объявил собравшимся делегатам, что человечество наконец достигло пика развития. Дальнейший прогресс невозможен. За последние несколько лет в мире зарегистрировано лишь два крупных изобретения. После этого собравшиеся долго рассматривали огромные графики и диаграммы, вглядывались в кривые, неуклонно, с каждым шагом координатной оси спускающиеся ниже и ниже, к нулевой метке, обращаясь в ничто. Все они демонстрировали одно и то же: титанический кладезь человеческого гения иссяк. Затем Эрик снова взял слово и заговорил о том, что понимали, но боялись высказать вслух все до единого. Разумеется, поскольку обо всем этом было объявлено в официальной манере, Совету пришлось взяться за работу над возникшей проблемой.

Решений было предложено три. Одно из них выглядело куда гуманнее двух остальных – его в конце концов и одобрили. Состояло оно…

В чем?

В стабилизации!

Поначалу, как только обо всем узнали широкие массы, случилось немало бед. В крупнейших городах начались беспорядки, фондовый рынок рухнул, экономика многих стран пошла вразнос. Цены на продовольствие взлетели до небес, что повлекло за собой массовый голод, затем – впервые за три с лишним сотни лет! – разразилась война… Однако Стабилизация началась. Оппозиционеров уничтожили, радикалов навсегда увезли Фургоны. Да, нелегко, да, жестоко, но это решение казалось единственно верным. В итоге бури утихли, а мир застыл без движения, в состоянии, не допускающем никаких перемен – ни шагу вперед, ни полшага назад.

Каждый год все обыватели до единого сдавали нелегкий, в неделю длиной, экзамен, подвергались проверке, не отклонился ли кто от установленных норм. Молодежь интенсивно училась на протяжении пятнадцати лет; не поспевающие за остальными попросту исчезали. Все изобретения рассматривались Контрольными Службами на предмет возможного нарушения Стабильности, и если ее нарушение казалось возможным…

– Вот почему мы не вправе дать вашему изобретению ход, – пояснил Бентону Контролер. – О чем я весьма сожалею.

Под взглядом чиновника Бентон вздрогнул, кровь разом отхлынула от его щек, руки безудержно задрожали.

– Ну-ну, полноте, – мягко сказал Контролер, – не принимайте этого так близко к сердцу: на свете и других дел найдется немало. В конце концов, Фургон ведь вам не грозит!

Но Бентон лишь молча таращился на него.

– Должно быть, тут какое-то недоразумение, – наконец сказал он. – Я ничего не изобретал и понятия не имею, о чем вы.

– «Ничего не изобретали»? – воскликнул Контролер. – Однако я дежурил в тот самый день, когда вы принесли материалы на рассмотрение! Я сам видел, как вы подписывали заявку на право собственности! И своими руками принял у вас прототип!

Смерив Бентона недоуменным взглядом, он нажал кнопку с края стола и сказал в небольшой кружок света:

– Пришлите мне информацию по номеру 34500-Дэ, будьте любезны.

Не прошло и пары секунд, как из кружка света выскользнул цилиндрический тубус. Подхватив тубус, Контролер протянул его Бентону.

– Внутри заявка за вашей подписью, – пояснил он, – заверенная отпечатками пальцев в соответствующих графах. Уж их-то, кроме вас, оставить не мог никто.

Лишившийся дара речи, Бентон свинтил с тубуса крышку, вынул бумаги, внимательно оглядел их, а после неторопливо убрал на место и вернул тубус Контролеру.

– Да, – подтвердил он, – почерк действительно мой и отпечатки мои. И все-таки непонятно мне… я ведь в жизни ничего не изобретал и здесь никогда прежде не был! Что же это за изобретение?

– «Что за изобретение»? – в изумлении переспросил Контролер. – А вы, можно подумать, не знаете?

– Понятия не имею, – проговорил Бентон, неторопливо покачав головой.

– Ну что ж, если хотите выяснить, придется спуститься вниз, к другим служащим. Я могу сообщить только одно: Наблюдательный Комитет в правах на изобретение вам отказал. Мое дело – донести до вас их решение, а с остальным нужно обращаться к ним, не ко мне.

Бентон, поднявшись с кресла, направился к двери. Эта дверь, как и прежняя, распахнулась перед ним, стоило только коснуться створки, и Бентон шагнул за порог, в недра Пункта Контрольной Службы.

– Не знаю, что у вас на уме, – возмущенно крикнул ему вслед Контролер из-за закрывающейся двери, – но чем карается нарушение Стабильности, вам известно!

– Боюсь, Стабильность уже нарушена, – ответил Бентон, не замедлив шага.

Помещение Пункт Контрольной Службы занимал просто гигантское. Остановившись на галерее, Бентон взглянул вниз. Под ногами, скармливая безотказно жужжащим счетным машинам огромные кипы перфокарт, трудилась не одна тысяча человек. Еще столько же работали за столами, печатая информационные сводки, заполняя таблицы, разбирая карточки, расшифровывая сообщения; на стенах извивались, постоянно меняясь, кривые графиков умопомрачительной величины – одним словом, работа в огромном зале кипела вовсю. Несмолкающее гудение счетных машин, пулеметный