Трое из Леса возвращаются. Меч Томаса - Марго Генер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но здесь всего одна кровать!
Олег пересек помещение и осторожно опустился на кровать – раз уж выпала возможность спать на мягком, надо пользоваться. Хотя ему что мягкое, что твердое – давно без разницы.
Он кивнул и произнес:
– Так теплее.
– В каком смысле? – изумилась Люсиль и нерешительно затворила дверь.
– Ты разве не амазонка? Что-то про клинки и отсутствие белья говорила? – отвлеченно произнес Олег.
Люсиль вспыхнула.
– Я не так говорила!
– Да? Ну ладно. Вдвоем на земле спать теплее, чем одному, – со знанием дела проговорил Олег и потянулся, закинув руки за голову. – Здесь, конечно, не земля. Но если тебе не понравится, можешь ложиться на полу. Понимаю, амазонкам так привычнее. Куда нам, простым да убогим.
Лицо Люсиль покрылось красными пятнами, она решительно шагнула вперед и выдохнула с чувством:
– Я не амазонка! Я – леди!
– А есть разница? Хотя неважно. Главное – не храпи. Ты же не храпишь? А то я от храпа пугаюсь. Сплю плохо.
От праведного возмущения Люсиль затрясло, пальцы сжались так, что побелели костяшки, она проговорила тихо и задыхаясь в негодовании:
– Леди не храпят. Не спят на земле и не ходят без белья. Чего не скажешь об этой женщине с сальным взглядом.
– А чего не так с ее взглядом? – искренне удивился Олег.
– Да она же почти напрямую предложила провести с ней ночь! – выдохнула Люсиль. – Это вопиюще и неприлично! Она ведь женщина, к тому же замужняя!
Люсиль говорила что-то еще, но Олег уже перевернулся на бок, под ее щебет мысли потекли плавнее, спокойнее. Вообще, женский щебет очень умиротворяет, если не слишком громко и при этом не лезет с расспросами. А когда щебечет к тому же красивая и с формами, то радуется еще и глаз, а созерцание женских форм, как известно, благотворно влияет на мужской организм. Но Олег давно понял, что формы у всех примерно одинаковые, разницы лишь в размере. Да и в целом устройство людей довольно похоже. А вот разница начинается в черепушке. Настолько сильная, что на всем свете не найти ни одного похожего по уму человека. Хотя хотелось бы.
Люсиль продолжала что-то говорить, Олег не слушал. Она ищет Меч. А он знает только один Меч, который имеет такое значение. И если уж какая-то девица кинулась его разыскивать, чует нутро, кто-то делает то же самое. Так всегда происходит, не бывает, чтобы важным артефактом интересовался только один, всегда найдутся те, кому он тоже нужен. И если Люсиль полна мечтаний о приключениях, то те, вторые, вряд ли такие же одухотворенные.
Послышался топот, зашуршали юбки – Люсиль стала ходить по комнате взад-вперед.
– Не мельтеши, – пробормотал Олег. – От тебя ветер дует.
– Она же вам предложила расплатиться натурой, – не успокаивалась Люсиль.
– Мне? – искренне удивился Олег.
– Только не надо говорить, что не заметили, как она на вас смотрела. Так приличные женщины не глазеют на чужих мужчин.
Олег поскреб ногтями бок.
– Почему чужих? Я ничейный. В смысле свой собственный.
Люсиль запнулась.
– Я не это имела в виду. Я… Я говорю, что женщине не пристало. Себя так вести. А если здесь такие нравы, значит, это дурное место и нам следует уйти.
– Все же хочешь спать на камнях, – с пониманием проговорил Олег. – Только тогда грей меня. Ночью на острове действительно холодно.
– Это вопиюще! – возмутилась Люсиль.
– Вопишь сейчас только ты и мешаешь думать. Если спать не будешь – иди вниз к мужикам, пляши на столе и делай, что обычно делаешь. Только не дерись, нам еще тут завтракать.
– Пастор Олег, вы мужлан.
– Со всей ответственностью сообщаю, что я не муж каких-то там Лан. Хотя, может, и был, но не помню. А если не помню, значит, не было.
Тяжелый вздох Люсиль сообщил, что она сдалась и не собирается больше пререкаться. Ее шаги приблизились, кровать рядом скрипнула и прогнулась, Олег почувствовал, что девушка легла на самый краешек.
– А чем ты, кстати, собралась платить за ночлег? – спросил Олег. – Денег у тебя нет, даже возница понял, что ты врешь.
Люсиль промолчала и тихо засопела, делая вид, что уснула. К Олегу сон долго не шел. Лунный свет проложил дорожку на полу до самой стены, на улице кто-то орет и гогочет во всю глотку, звенят склянки и колеса. Ночной город не спит, а ведет тайную, накрытую пологом темноты жизнь, а она, как водится, совсем не такая, как при свете солнца. Олег поежился – сквозняк щекочет нос и плечи. К холоду он привык, да и к сквознякам тоже, ими давно не пронять. Но это не тот холод, что идет от вечерних канав и поднимается до самых окон жилых домов.
Перевернувшись на спину, Олег вперил взгляд в темный угол между стеной и тумбой.
– Вылезай уже. Надышал уже, слышу, вижу тебя, – проговорил он.
Из угла послышалось кряхтение, возня, потом показалась лохматая голова размером с тыкву, затем и остальное тело, такое же косматое. Глаза большие, желтые, а сам сутулится и цокает когтями о деревянный пол.
– Спину выпрями, – посоветовал Олег. – От кривой спины все болезни.
– Да какой там, – послышался печальный вздох. – Мне уже поздно спину прямить.
– А чего так?
Снова раздался тяжелый, как судьба всего мира, выдох.
– А как иначе? Домовых все меньше. Места нам нет в собственных домах. Поговаривают, в городах скоро вымирать начнем. Придется в деревни переселяться. Только там еще чтут домашних духов.
Олег подтянул колени повыше и предложил:
– А ты в замок переселись. В этой местности много замков. С каминами. Косточки погреешь заодно. И при доме опять же.
Домовой с надеждой повернул к нему голову, желтые блюдца глаз блеснули в темноте.
– Правда?
Олег пожал плечами и сказал:
– Всяко лучше, чем гнить на убогом постоялом дворе. Тебе, наверное, и молока никто не вынесет.
Домовой грустно закивал, свалянные в сосульки космы закачались.
– Не вынесет, – подтвердил он. – Уж несколько лет молока не пил.
– А домовые любят молоко.
– Страсть как любят, – согласился домовой мечтательно. – Сладкое, только из-под коровы, теплое.
– И сухари.
– Ага, – еще больше воодушевилась лохматая голова. – Домашние, из белого хлебушка. Да можно и из черного. Так я их тоже давненько не грыз. Меня из людей уже никто и не видит. Диву даюсь, как это ты меня заприметил.
– Тот, кто зрит, а не просто глазеет, тот и может заприметить, –
