Моя шокирующая жизнь - Эльза Скиапарелли

На этот раз отец воздержался от наказания. Что за культурный и скромный человек! Немногие из его работ опубликованы, но эрудиты до настоящего времени обращаются за справками к его трудам по востоковедению. И конечно же, коллекционеры всего мира приезжали посмотреть на его медали. Добрый, приветливый, глубоко привязанный к своей семье, хороший гражданин, неподкупный патриот. Он отказывался от почестей и наград, что иногда воспринималось как презрение. А он просто был застенчив, безразличен к светским почестям; суровый со своими, по отношению к себе честен и принципиален. В одной из комнат на чердаке нашего дома мать хранила в огромном чемодане свое свадебное платье и другие наряды, которые когда-то носила. Часами я примеряла их, вынув все из чемодана. Нашла там маленькие белые подушечки – их женщины во времена юности моей матери подкладывали ниже талии сзади, привязывая спереди шнуром; так подчеркивали линию бедер и приподнимали грудь. Считала тогда и считаю до сих пор, что эта мода шла очень многим. Еще извлекла необыкновенно тонкое нижнее белье, украшенное кружевами или вышивкой, длинные платья всех цветов (однако вкусы у матери весьма сдержанные) с тонкой талией. Подолгу оставалась я там, любуясь этими сокровищами, пытаясь вообразить, какова была моя мать в молодости.

Меня отправили в школу; очень скоро я обнаружила, что она не похожа на те, где все делается для детей, уважают их пожелания, изучают их возможности. Моя школа – мрачная темница с суровой дисциплиной, где нельзя даже задавать вопросов. Не знаю, что лучше. Впрочем, моя школа ничем не отличалась от многих других.

Учительница, похожая на ястреба, сразу меня невзлюбила, и начались придирки, столкновения. Вскоре я возненавидела ее, и взаимно; она предсказала, что я плохо кончу. Зато сама я решила, что жизнь отщепенца мне неинтересна и я способна сделать ее печальное предсказание неосуществимым.

Как раз в то самое время Тибр вышел из берегов. Желтоватыми водами затопило многие улицы, особенно досталось нашей улице Лунгара, улице Набережной. Как многие маленькие дети, я не понимала, что тут беда, невзгоды, разрушения; меня это забавляло: все по-другому; нет больше скучной дороги в школу, за мной приезжает лодка, и по утрам я вылезаю из окна… даже занятия перестали казаться такими невыносимыми. Наводнение длилось несколько дней, потом вода отступила, обнажив улицы более черные и грязные, чем прежде. Только когда мать повела меня навестить бедняков, потерявших все свое имущество, я поняла, сколь эгоистично отнеслась к этому событию, и больше никогда не желала нового паводка. Огромная волна патриотизма прокатилась по всей стране, повсюду происходили манифестации, и школьники сажали деревья во славу Италии. Состоялась грандиозная процессия, и, конечно, я приняла в ней участие, судьба припасла мне это опасное испытание. Наши патриоты столкнулись с группой коммунистов; ссора разразилась на площади Венеции – это как будто встретились гнев и преступление. Брань в каждом лагере превратилась в кровавые стычки, детей затаптывали в грязь, были жертвы, много раненых.

Признаю, конечно, что все происшедшее со мною воспринималось как волнующее приключение. Впервые в жизни я свободна действовать по собственному усмотрению, никто мне не говорит, что́ следует делать. В мои шесть лет меня переполняло сознание собственной значительности. Я «бросилась в революцию», окруженная озлобленными, сорвавшимися с цепи типами, сопровождала их до площади Квиринале, к королевскому дворцу. Упивалась всем этим шумом, нравилась себе своей экстравагантностью и лишь поздно ночью, уставшая и проголодавшаяся, решила: пора возвращаться домой. Мимо ехал фиакр; я остановила его голосом, который мне казался требовательным, и бросила: «Поезжайте во дворец Корсини!» Кучер посмотрел на меня несколько удивленно, но подстегнул лошадь.

У двери дома меня ждал отец; уже много часов полиция разыскивала маленькую девочку, не вернувшуюся из школы. Может быть, ее убили или ранили во время смуты… Очень спокойно и непринужденно я спустилась из экипажа со словами: «Папа, пожалуйста, расплатись с кучером!» – и проследовала в дом…

Иногда мы проводили летние каникулы неподалеку от Рима, в Тиволи, городке тысячи фонтанов, расположившемся в чудесной местности на холме, где на вершине была вилла д’Эсте[6]. Небольшие дома прятались за столетними оливами. Здесь приобрела я первых друзей – банду мальчишек, став ее предводительницей.

В чем никогда не разбиралась, так это в механике, но вот с велосипедом было все в порядке – научилась ездить; в первый раз показалось восхитительным, во второй – чуть не кончилось катастрофой. Я оказалась перед маневрировавшим поездом, и он простучал колесами в сантиметре от меня. Возможно, и велосипед для меня слишком сложная машина, я до сих пор не без труда справляюсь с телефоном… В детстве меня зачаровывала волшебная история Христа, шагающего по волнам. Во мне достаточно веры – почему бы не попробовать сделать то же самое?

Как ни странно, я с трудом нашла подходящий водный простор, только он как-то странно блестит на солнце, и прыгнула… Увы, это блестела не вода, а негашеная известь, и, несмотря на свою веру, я начала обжигаться… К счастью, один молодой художник по имени Пижон наблюдал из своего окна за странным поведением маленькой девочки и прибежал на помощь, как только увидел, что она барахтается в извести. Эльза спасена, но в третий раз в жизни разочарована! Тем не менее, несмотря на сожженные туфли и жалкие остатки маленького платьица из хлопка, не перестала верить в чудеса. Позже, услышав об удивительных прыжках с парашютом, решила сама – в те времена подобный подвиг был редкостью – произвести опыт. Раскрыв огромный зонт, выскочила на край подоконника второго этажа и устремилась в пустоту… И на этот раз мой ангел-хранитель не дремал – я попала на навозную кучу; поднялась униженная до крайности, но целая и невредимая.

Время бежало, и пришлось мне облачиться в платье с черным бархатным воротничком; я чувствовала себя в нем обезьянкой в зоопарке. И чтобы увеличить мою неловкость, во время прогулок меня заставляли надевать огромную коричневую шляпу, украшенную большим желтым бантом.

Но детство кончилось, и маленькая девочка слишком рано столкнулась с жизненными проблемами. Меня готовили к первому причастию; я испытывала большую склонность к мистике, и это событие меня глубоко затронуло. Тот факт, что я живу, никогда не удовлетворял меня в полной мере, а успех и богатство особенно не впечатляли. Несомненно, деньги – приятная реальность, когда звенят в кошельке, но в голове постоянно возникало легкое сомнение: до какой степени я реальна?

Для души необходима вера, а для тела – удовольствия, но вера остается абстракцией, в то время как телесные удовольствия быстротекущи.

Я была отправлена в самый аристократический монастырь Рима – монастырь Лукези, чтобы подготовиться к конфирмации. Сестры в прекрасных синих и белых платьях, подобно настоящим весталкам, поддерживали огонь на алтаре, иногда сменяя друг друга, проводили часы за молитвой перед дарохранительницей, а шлейфы платьев развевались, подобно нарядам мистических невест.