Принадлежать демону - Лика Ви

Все потом. Сейчас важна и нужна только она одна. Ее реакции, ее слова, ее желания. Я наблюдаю за ней, наслаждаюсь каждым ее шагом, каждым ее взглядом и возмущением, потому что само ее существование может сделать меня счастливей.

Ее смущенный взгляд скользит по моему телу. Она точно изучает его и краснеет стыдливо, даже как-то виновато. От румянца веснушки на щеках становятся еще заметнее, и вся она еще больше начинает походить на Огонечек.

Красавица моя.

— Ой, — пищит она, когда я отвожу ее руку в сторону, желая убрать нелепый амулет, стоящий между нами.

Мне даже не приходится сжимать ее запястье, а она поддается.

— Не надо, — просит она, глядя мне в глаза.

Золотой обод в ее серых глазах вспыхивает. Изящные золотые прожилки скользят по ее серым глазам к зрачку, показывая, что я не ошибся. Это она. Моя пара. Моя Марта. Мой Огонечек!

— Надо, — шепчу я ей в ответ, понимая, что никуда ее теперь не отпущу, не смогу отпустить. — Ты будешь моей.

Это было моей клятвой, моим обещанием, моим единственным желанием. И это не могло обсуждаться. Если она моя пара, значит она моя во всех смыслах. Моя сила. Моя страсть. Моя любовь, женщина, жена, мать моих потомков, единственная, способная родить мне сына.

Она едва ли это понимает, но у меня нет ни сил, ни желания об этом говорить. Я просто хочу ее. Хочу с тех самых пор, как меня запечатали.

Я прижимаю ее к непонятной мебели, из которой она достала амулет, что уже валялся где-то на полу, и просто целую. Мне хочется дико рвать на ней одежду, чтобы увидеть наконец ее обнаженное тело, но она так дрожит в моих руках, что я из всех сил стараюсь не торопиться. В конце концов, истинная Бессмертного не испытывает влечения ни к кому, кроме своей пары, а значит никто к ней кроме меня не прикасался.

Она почти не реагирует на поцелуй, наверно никто и никогда ее еще не целовал, но мы это исправим. Обязательно исправим.

Моя маленькая невинная девочка.

Или я все же лишил ее невинности тогда?

У меня голова идет кругом. Я, кажется, начинаю путаться. Та эта Марта или не та? Та, конечно! Но полностью ли та? Где мы? Сколько лет, веков и дней прошло с тех пор?

Имеет ли это сейчас значение, если я хочу завершить ритуал здесь и сейчас? Если это нужно нам обоим, понимает она это или нет…

Нужно больше, чем дышать. Мне так точно больше!

Она робко кладет руку мне на бок, проводит пальцами по мышцам под ребрами, и я выдыхаю, понимая, что все это не важно, главное быть с ней нежным, именно потому что она только моя, а что там и как было тогда при зловещем глупом инквизиторе — не важно. Досадное недоразумение, не более. Для магии истинных — глупость, не стоящая внимания.

Сила, связывающая нас, сильнее и больше таких мелочей.

Я упираюсь коленом между ее ног, заставляя их развести, и глажу ее по бедру, поднимаясь пальцами по нему вверх, и понимаю, что на ней надето тонкое кружевное белье.

После такого открытия терпеть ее платье я больше не мог. Приходится отстраниться от ее робких губ и щелкать пальцами.

Она испуганно выдыхает, когда платье вспыхивает и растворяется в огне, не опалив ни волосы, ни ее кожу. Опомниться я ей не даю, подсадив на то, что за ней стояло. Меня теперь волнуют только белые кружева на ее коже. Они прикрывали грудь и ложбинку промеж ног. Дразнят. Сводят с ума свей нежной невинностью.

У меня не получается не облизать губы, глядя на эту красоту. Провожу рукой по ее телу, от груди до живота, подхватываю кружевное белье и тяну вниз, обнажая гладко выбритый лобок с нежными стыдливыми складочками кожи.

— Не надо, пожалуйста, — шепчет она, но ногами все равно помогает мне стянуть белье. — Мне только недавно исполнилось восемнадцать.

— Это прекрасно, — говорю я, ловлю ее ногу и целую щиколотку, коленку, внутреннюю поверхность бедра, хотя на самом деле не понимаю причем тут ее возраст и какое это имеет значение.

— Я невинна, — лопочет она, кусая губы.

— Это замечательно, — отвечаю ей я и провожу языком по внутренней стороне ее бедра, прямо там, где уже собрался весь ее жар.

— Меня мама не простит, — едва не плача, шепчет она.

— А мы ей ничего не скажем, — усмехнувшись, шепчу я в ответ и крепче сжимаю ее бедра, чтобы хорошенько ее распробовать, вылизать ее всю, прежде чем сделать по-настоящему своей.

*Марта*

— Я невинна, — шепчу я, понимая, что совсем себя не контролирую.

Мое тело было моим. Я вроде сама им управляю, но я словно пьяна. Им пьяна. Мне уже не кажется, что мне нравятся блондины. Какие блондины? Зачем мне они?

Его черные волосы. Глаза с золотыми зрачками. Это все так прекрасно, что я хочу на него смотреть, даже когда он так бесстыдно облизывает свои пухлые губы.

Он так целовал ими меня, что мои губы все еще горят. На них словно насыпали перца, потому мне хочется их облизывать и кусать, а еще почему-то хочется схватить его за волосы и потянуть назад к себе, а затем снова поцеловать. Такие желания меня пугают, но я едва ли могу их сдерживать.

— Это замечательно, — говорит он, и я правда не знаю, говорит он о моих словах или мыслях. Почему-то кажется, что он видит их все, знает их, просто глядя мне в глаза.

Я при этом все равно могу только краснеть, стягивая с себя кружевной лифчик. Мне в нем было дышать тяжело. Не могу в нем оставаться, рядом с ним. Я просто задыхаюсь от жара, который меня переполняет, и не важно откуда этот жар взялся.

— Мама меня не простит, — шепчу я, понимая, чем все это кончится. К собственному ужасу и стыду, я еще и хочу этого. Я уже мечтаю, чтобы это наконец случилось. Может быть, когда он получит свое, он исчезнет? Может это будет не так уж и страшно, по крайней мере, пока он очень нежен, да и внизу моего живота все так сильно горит, что можно сойти с ума.

— А мы ей ничего не скажем, — явно шутит он про мою маму и скользит в меня языком, прямо туда, прямо в средоточие моего жара.

Он начинает целовать меня там с такой же страстью, как терзал мои губы. А я не могу, схожу с ума, выгибаюсь, вздрагиваю и буквально хватаю его за волосы.

— Демон, — простонала я, закидывая ноги ему на плечи.

Ничего не могу с собой поделать. Там, где ко мне прикасается его язык, жар становится еще сильнее, настолько, что мне уже не хватает его языка, а он видимо чувствует это и дразнится, время от времени задевая какие-то только ему известные чувствительные точки, а потом отстраняясь. Он играет со мной, а я схожу с ума, позволяя ему все это, просто потому что не могу иначе.

Он тоже это чувствует и улыбается, поднимая на меня свои глаза, буквально стреляя ими на поражение.

Боже, кого же я призвала? Но, кем бы он ни был, я не могу и не хочу ему сопротивляться, не сейчас. Он вызывает во мне желание, такое сильное, что я готова сама просить, чтобы он взял меня, заполучил меня всю и как можно быстрее, но сдерживаюсь, кусаю губы, перебираю черные пряди его волос, позволяю себе бесстыдные стоны, но не признаюсь по-настоящему в своем безумии.