За пределы безмолвной планеты - Клайв Стейплз Льюис

Сияние этого непонятного гигантского небесного тела проникло во все уголки помещения, словно наступил день. Рэнсом обнаружил, что находится в престранной комнате. Внизу она была такой тесной, что кровать и приставленный к ней столик занимали ее почти целиком; однако стены шли от пола под тупым углом, и потолок казался вдвое шире пола. Создавалось впечатление, что лежишь на дне узкой и глубокой тачки. Рэнсом уверился окончательно, что зрение его серьезно расстроилось — может быть, на время, а может, и навсегда. Но в остальном он быстро приходил в себя и даже начал ощущать какую-то особую легкость на сердце и приятное возбуждение. Правда, по-прежнему было очень жарко, и прежде, чем встать и осмотреть комнату, он сбросил одежду, оставшись в брюках и рубашке. Когда же, наконец, он решился встать, произошло нечто настолько не лезущее ни в какие рамки, что Рэнсом с еще большей тревогой вспомнил о снадобье, выпитом по милости Дивайна. Хотя Рэнсом не прилагал никаких особых усилий, он взмыл над кроватью, сильно ударился головой о верхний люк и, как мешок, свалился на пол у противоположной стены. Если верить его прежним впечатлениям, стена должна была отклоняться наружу, как боковина тачки. Ничего подобного! Он осмотрел ее, ощупал… сомнений быть не могло: стена образовывала с полом прямой угол. Соблюдая на этот раз максимальную осторожность, Рэнсом поднялся на ноги. Тело его было таким легким, что стоило немалых усилий не отрываться от пола. Впервые Рэнсом заподозрил, что уже умер и стал призраком. При этой мысли он задрожал; но укоренившаяся привычка мыслить рационально взяла верх, и он запретил себе даже думать об этом. Взамен он продолжил осмотр своей тюрьмы. Результат был несомненным: все стены казались расположенными под тупым углом к полу, но стоило приблизиться к стене — и обнаруживалось, что она поднимается строго перпендикулярно: это подтверждало и зрение, и осязание. Кроме того, наблюдения Рэнсома пополнились еще двумя любопытными фактами. Во-первых, и пол и стены комнаты были металлическими и почти незаметно беззвучно вибрировали. Необычная эта вибрация отличалась от механической дрожи моторов или станков; скорее она наводила на мысль о живом организме. Во-вторых, тишину постоянно нарушали какие-то мелодичные постукивания и позвякивания, несущиеся с потолка. Уловить в них правильный ритм не удавалось; было похоже, будто кто-то обстреливает металлическую камеру маленькими звенящими снарядами.

К этому времени Рэнсом ощущал уже сильный страх. Это не был прозаический испуг человека на войне. Страх кружил ему голову, как вино, и был почти неотделим от общего нервного возбуждения. Рэнсом словно балансировал между чудовищным ужасом и экстатической радостью и каждую секунду был готов рухнуть в пропасть — или вознестись в небеса. Теперь он понял, что место его заключения — не подводная лодка. В то же время едва заметная вибрация стен вряд ли могла быть вызвана передвижением на колесах. Скорее уж это корабль или какой-нибудь летательный аппарат… Но и эти предположения никак не объясняли странного самочувствия и ощущений ученого. Так и не придя ни к какому выводу, он сел на кровать и уставился на зловещий лик луны.

Пусть даже это летательный аппарат… Но откуда такая огромная луна? Она еще больше, чем ему сперва показалось. Луна такой вообще не бывает… — тут он понял, что знал об этом с самого начала, но ужас заставил его лгать самому себе. И в ту же минуту Рэнсом задохнулся от внезапной мысли: полной луны в эту ночь быть не могло! Когда он шел из Наддерби, ночь была безлунной. Даже если от его внимания и ускользнул тоненький серпик месяца, не мог же он за несколько часов превратиться в это чудовище! Да никогда месяцу не превратиться в этот невиданный диск, одержимый манией величия! Какой уж там футбольный мяч — он же закрывает полнеба! А кроме того, куда подевались знакомые пятна на луне, напоминающие человеческое лицо, — все люди от начала времен их видели, а теперь Рэнсом их не обнаруживал?! Это вовсе не луна, подумал Рэнсом и почувствовал, как волосы у него встают дыбом.

Раздавшийся за спиной звук заставил его резко оглянуться. Дверь открылась, впустив в комнату рой слепящих лучей, и тут же захлопнулась снова. Перед Рэнсомом стоял грузный обнаженный мужчина. Это был Уэстон. Может быть, похититель ждал, что пленник набросится на него с упреками или потребует объяснений. Но для Рэнсома в эту минуту существовал только чудовищный шар над головой, Уэстон же был сейчас просто человеком, спасителем от одиночества, и нервное напряжение, которое поддерживало его в борьбе с бездонным отчаянием, разрешилось слезами. Всхлипывая и задыхаясь, он прокаркал сведенным судорогой горлом:

— Уэстон! Уэстон! Что это? Ведь не бывает же такой луны?!

— Это не Луна, — ответил Уэстон. — Это Земля.

Ноги Рэнсома подломились, и он упал на кровать, но не заметил этого. Ужас затопил все его существо. Он не знал даже, чего страшится: это был бесформенный, беспредметный, беспредельный страх. Даже потерять сознание было ему не дано, как он этого ни хотел. Умереть, уснуть, а еще лучше — проснуться и обнаружить, что все это было сном, все, что угодно, только не этот тошнотворный ужас. Но вскоре к нему начало возвращаться самообладание — эта полулицемерная добродетель, без которой невозможно общение между людьми, — и он сумел обратиться к Уэстону без постыдной дрожи в голосе:

— Это правда?

— Безусловно.

— Где же мы находимся?

— Приблизительно в восьмидесяти пяти тысячах миль от Земли.

— Так значит, мы… в космосе? — Рэнсом с трудом выдавил это слово — так испуганный ребенок говорит о привидениях, а взрослый — о раковой опухоли.

Уэстон кивнул.

— Но зачем? Чего ради вы меня похитили? И как вам все это удалось?

На секунду Рэнсому показалось, что Уэстон не намерен отвечать. Но, видимо, физик передумал и, опустившись на кровать рядом с Рэнсомом, заговорил:

— Полагаю, лучше уж мне сразу покончить с этими вопросами, а то вы целый месяц проходу нам не дадите. Как нам это удалось? То есть, вероятно, вы хотите узнать, как действует космический корабль? Это вам объяснять бесполезно. Разобраться в этом могли бы человека четыре-пять — настоящие физики. Впрочем, будь вы способны понять, я бы тем более ничего вам объяснять не стал. Могу сказать — если вам от этого станет легче, — что мы используем малоизвестные свойства излучения Солнца. Сказать так — значит ничего не сказать, но для профана в науке и такого объяснения вполне достаточно. Второй вопрос: зачем мы здесь? Отвечаю: мы направляемся на Малакандру…

— Малакандра — это звезда?

— Даже вам едва ли должно прийти в голову, что мы летим за пределы Солнечной системы! Нет, Малакандра гораздо ближе. Мы доберемся до нее дней за двадцать восемь.

— Но ведь нет такой планеты — Малакандра, — возразил Рэнсом.

— Я употребляю настоящее название, а не то, которое изобрели земные астрономы, — пояснил Уэстон.

— Что за ерунда! Откуда вам известно, что это «настоящее название»?!

— От обитателей планеты.

Это заявление было не так-то просто переварить.