Небесный шторм - Сергей Зверев

Жители крохотного поселения Джава в тридцати километрах южнее Хомса пробудились этой ночью от кошмарного грохота. Что-то мощно рвануло на окраине поселка. Другие взрывы, потише – немного южнее. Ошалевшие, перепуганные, ничего не понимающие люди полуодетые выскакивали на улицу, недоумевая, за какие грехи Аллах послал на них эту громкую кару. Свидетелем разыгравшейся в небе драмы никто не стал – проспали. Столкнулись лишь с последствиями. Груда железа, изрыгающая дым и пламя, валялась в низине за южной околицей деревни. При ударе о землю самолет развалился, фрагменты оборудования и обшивки разлетелись по низине. Стойка шасси проделала по воздуху долгий путь, грохнувшись перед порогом старика Аль-Маграба. Худой, как щепка, старец с выветренным морщинистым лицом отбивал поклоны Аллаху, недоумевая, зачем ему Всевышний послал именно вот ЭТО? Метрах в трехстах южнее, точно в центре опрятной апельсиновой рощицы, горел еще один самолет. Люди метались по деревне, мужчины втряхивались в штаны, женщины оборачивались во что попало. Несколько человек с криками бежали на южную околицу. Двое или трое катили на велосипедах – одному не повезло, наехал на бортовой самописец и чуть не сломал шею. Никто не понимал, что происходит. Кого бомбили? Кого, вообще, можно бомбить в пустыне ночью? Почему самолеты валятся с неба, словно это не самолеты, а осадки?

– Это не наш самолет, смотрите! – вопили с околицы. В свете пламени было видно, как люди мечутся среди горящих обломков, не решаясь подходить к переломанному пополам, извергающему сноп пламени фюзеляжу. – Это натовский самолет, вон их знак на хвосте! У наших зеленый круг! Мы сбили его! Мы сбили его!

Молодежь ликовала, благодарила Аллаха, кто-то хороводил в отблесках пламени, грозил кулаком ночному небу. Сочувствующих мятежникам из Бенгази в деревеньке Джава не водилось.

– Смотрите, что это? – кто-то выстрелил пальцем в небо.

В озаренных пламенем «нижних слоях атмосферы» покачивался купол парашюта. Летчик судорожно натягивал стропы, чтобы не приземлиться в деревне. Его сносило – на разбросанные по пустырю горящие обломки. Люди с трепетным благоговением наблюдали за его полетом, пока кому-то не пришла в голову интересная мысль.

– Это летчик! – завопил молоденький паренек Абдусалам – племянник Фархата Абдуллы Саида – самого уважаемого мужчины в деревне. – Это натовский летчик! Ловите его!

Деревню Джава – так уж получилось – никогда не бомбили. Даже по ошибке. Здесь не было ни баз, ни складов, и военные заезжали сюда нечасто. Кучка строений из тесаного ракушечника, пекарня, небольшая ремонтная мастерская. Но то, что происходит в Триполи и других городах, контролируемых правительственными силами, люди знали. О постоянных ужасающих бомбежках, о взорванных домах, не имеющих отношения к воинской инфраструктуре, о сотнях погибших, о разрушенных электростанциях, мостах, дорогах. «За что?» – они не понимали. У старика Аль-Маграба погиб внук, служивший в ПВО и не успевший убежать, когда батарею стали забрасывать «Томагавками». У старой Фариды – два сына. Одного изрешетили свинцом повстанцы, выбивая правительственные войска из Рас-Лануфа, другой утонул в море, когда катер береговой охраны, на котором он служил, был подбит с атаковавшего его «Фалькона» ракетой с лазерным наведением…

Летчик, машину которого разбросало по приличной территории, чудом избежал приземления в горящий обломок крыла – остатки горючего в подкрыльной емкости активно питали оранжевый факел. Пока он путался в стропах, выбирался из парашютной ткани, которую с нескольких сторон охватывало пламя, вокруг него собирались люди. Летчик в плотном комбинезоне песочного цвета выбрался на четвереньках на ровную площадку, сорвал с себя шлемофон, стал обхлопывать голову, плечи, еще не понимая, что он не горит. Человек был в шоке. Кто я? Где я? Куда мне идти? Светлые волосы слиплись, лицо заливал пот, глаза затравленно блуждали. Он вскочил, увидев, что его окружают призраки, но поскользнулся, шлепнулся мягким местом, смотрел наполненными ужасом глазами, как удавка сжимается вокруг горла. Так нечестно! Он должен был отбомбиться и улететь – он мирный парень, он никому не желает зла! Кто все эти люди? На лицах окруживших его ливийцев плясали отблески костра, превращая их в каких-то оживших мертвецов, они уже сжимали круг, тянули к нему руки. Ей-богу, зомби… Летчик что-то захрипел, сжался в комок. Теоретически он помнил, что в кобуре имеется пистолет – 12-зарядная 9-миллиметровая «беретта», но как-то не связалось это с мыслью, что можно попытаться ее выхватить, кого-то испугать, может быть, даже выстрелить… Молодой парень с горящими глазами схватил его за грудки, встряхнул, швырнул затылком об камень. Летчик «отбился» правой рукой, голова не пострадала. Паренек схватил его снова, сжал кулак, чтобы сплющить нос.

– Не надо, не делайте этого… – захрипел летчик. – Я требую уважительного обращения…

С английским языком у ливийского паренька были проблемы. В школе проходили, но он не отличался прилежанием и усидчивостью. Он бы вмазал, к тому же люди уже гудели, выкрикивали одобрительные замечания. Подначивал Карам с разбитой головой – познавший подлость бортового самописца. Кто-то поднял увесистый камень, чтобы добить. Но тут, расталкивая людей, в круг вошел нахмуренный Фархат Абдулла Саид – приземистый мужчина лет шестидесяти, седой, широкий, самый авторитетный в этой пустоши.

– Оставь его, Абдусалам, – проворчал он, и паренек, занесший кулак, растерянно моргнул, опустил руку и, кажется, обиделся. Летчик, почувствовавший толику свободы, отчаянно заработал конечностями, стал отползать, пока не уперся кому-то в ноги. Стоящий нагнулся, вытащил у летчика из кобуры поблескивающую в отблесках огня, идеально смазанную «беретту».

– Мы не знаем, что происходит, – объяснил свою позицию «авторитетный» господин. – Наказать неверного всегда успеем. Лучше подождать до утра – может, к нам приедут военные и что-нибудь объяснят. Амал, Заир, хватайте парня да смотрите, чтобы не вырвался – и к баранам до утра. И чтобы не трогали его. Увижу, кто-нибудь швыряет камни, – лично высеку…

Шарлю Бурнье относительно повезло – гребень скалы отъехал в сторону, и он свалился на ровную площадку. Погасил купол, освободился от подвесной системы. Ползал по земле, воровато озираясь, собирал парашют в кучу. Скомкал его, на ощупь добрался до скалы, всунул в какую-то щель вместе с ранцем, завалил булыжником. Хоть что-то сделать по инструкции… В голове варилась густая каша, в глазах застрял горящий истребитель. Несколько минут он лежал на голой земле, переводя дыхание, стараясь не задумываться о причинах и последствиях. Он всегда считал, что с самообладанием у него все в порядке. Оно и было в порядке – на учениях и прочих мероприятиях, отличных от действий в реальной боевой обстановке. Ладно, во всяком случае, живой и, кажется, здоровый. Немного успокоившись, он выбрался на ровное место, уселся на гладкий камень, стал озираться. Глаза привыкали к темноте – медленно, с неохотой. От береговой полосы его порядочно отнесло, он находился в пустынной местности в «условиях сложной топографии». До скалистой неровности, возвышающейся над местностью и тянущейся с запада на восток (он быстро сориентировался по сторонам света), было рукой подать. Зубчатый гребень почти сливался с ночным небом. Хребет не выглядел монолитным и непрерывным – чуть правее он сглаживался, дальше вновь теснились каменные изваяния. На юге местность была относительно ровной, но изрезанной трещинами и впадинами. Кое-где из земли прорывалась чахлая растительность – небольшие кусты, просматривалась парочка искривленных деревьев.