Попроси меня остаться - Кейт Хьюит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рафаэль перевернулся, отодвигаясь от Аллегры, чувствуя раздражение. Он никак не ожидал такого поворота событий, хотя и видел ее неопытность. Его затопило чувство вины. Но эта музыка… Волшебная атмосфера, полный желания взгляд Аллегры – все произошло как-то само собой. На душе было нелегко. Секс для него был приятным развлечением, не подразумевающим никаких эмоций, и оставалось лишь надеяться, что и Аллегра не станет вкладывать в произошедшее какой-то особый смысл. Ее искренность тронула Рафаэля настолько, что он даже позабыл про презерватив. Осознание это вползло в сознание холодной змеей. Он потерял голову – и контроль над собой.
Он посмотрел на лежащую рядом девушку. Нежный румянец покрывал ее фарфоровую кожу, волосы разметались по подушке золотистой волной. Даже сейчас, зная о ее невинности, Рафаэль хотел ее. Никогда прежде не было с ним подобного. Овладев женщиной, он обычно ее забывал. Внезапно Аллегра перекатилась на бок, свернувшись у него на груди, обхватив его руками. Смущение и тревога, раздражение и вина атаковали его одновременно. Все подружки знали, чего он хочет и чего не выносит в постели. Он всем давал понять, что эмоций не приемлет, но, конечно, Аллегра не поняла этого скрытого сообщения. Она наверняка ожидает от него нежности, но он не готов никого к себе подпускать.
Она положила ногу между его ног, прижалась щекой к его груди и вздохнула:
– Я так по нему скучаю.
Рафаэль на миг потерял дар речи. О чем она толкует?
– Скучаешь по нему? – механически переспросил он.
– Знаю, что не должна, ведь это глупо, я не видела его уже пятнадцать лет. Но мне не хватает той жизни, что была когда-то. Вот почему я пришла сегодня на поминки. Искала близости, понимания…
Она говорит про Мансини, понял Рафаэль. Но… пятнадцать лет? Значит, она не может быть его любовницей, ведь ей не больше двадцати пяти.
– Аллегра. – Рафаэль повернулся к ней. – Кто ты?
Она подняла на него заплаканные глаза.
– Я его дочь, – произнесла она, и Рафаэль едва сдержал рвущееся с языка ругательство.
Дочь Мансини, его врага, лежит в его объятиях, ища в них утешения. Рафаэля захлестнул вихрь противоречивых эмоций: ярость и вина, отвращение и тревога, сожаление и жалость. Ужаснее всего была мысль о собственной роли в этой неожиданно разыгравшейся драме: он выступил этаким змеем-обольстителем, который воспользовался невинностью девушки.
Рафаэль отодвинулся и встал с кровати. Услышал движение за спиной, и Аллегра дрожащим голосом окликнула его.
– Тебе пора, – коротко и бесцеремонно ответил он, не пытаясь смягчить тон.
Его буквально разрывал на части гнев. Подумать только, дочь Мансини! Она вообще знает, что натворил ее папочка? Знает о том, сколько крови он пролил? Разумеется, нет: ведь когда умер отец Рафаэля, Аллегра, должно быть, была ребенком. Но… это не имеет значения. Она принадлежит роду Мансини, скучает по отцу – по человеку, которого Рафаэль ненавидит. Ей пора уйти – немедленно.
– Ты… хочешь, чтобы я ушла? – дрожащим голосом спросила Аллегра.
– Я вызову тебе такси. – Рафаэль надел брюки.
Увидев, что его слова не возымели действия, взял платье Аллегры и бросил ей. Девушка даже не пошевелилась. Она сидела в его кровати, натянув синюю простыню на грудь, такая прекрасная: рыжие волосы, волнами спадающие на плечи, огромные глаза – картина, задевающая за живое.
– Я не понимаю… – беспомощно произнесла она.
– Что тут понимать? У нас с тобой была интрижка на одну ночь – и все кончено. – Рафаэль помедлил. – Если бы я знал, что ты девственница, я бы, конечно, повел себя немного по-другому. Но уж как получилось… – Он пожал плечами. – Мне показалось, что тебя все устраивает.
На лице Аллегры появилось такое выражение, точно ее ударили, но она тут же собралась с духом и подняла подбородок, отчего Рафаэль ощутил еще большую сумятицу в чувствах.
– Да, так и было, – отозвалась она с достоинством. – Может, я и неопытна, но даже я могу понять, что твоя стратегия отступления – полный провал. Подумай на досуге, как усовершенствовать.
– Спасибо за совет, но давай не будем уходить от темы.
Аллегра вздохнула, подняла подбородок, смахнула слезы.
– Дашь мне минутку одеться? – спросила она с чувством уязвленной гордости.
Ее несгибаемое мужество в столь хрупком теле пробуждало в душе тревожные чувства, и Рафаэль, желая поскорее отгородиться от них, скупо кивнул, выходя из комнаты. Нужно выпить – и что-нибудь покрепче шампанского. Все обернулось совсем не так, как он ожидал. Ища удовлетворения, он лишь больше распалился, растревожился. В душе всплыли воспоминания: «Все, что у тебя есть, – это твоя честь, Рафаэль. Это все, что осталось. Честь и твои обязанности как мужчины». Сейчас у него не осталось даже этого.
Дверь в спальню отворилась, не успел Рафаэль налить себе щедрую порцию виски. Он приказал себе не оборачиваться и услышал, как каблучки Аллегры простучали по мраморному полу комнаты. Она нажала на кнопку вызова лифта, – Рафаэль намеренно не оглядывался, – и двери со звоном открылись.
– Прощай, – тихо и печально произнесла девушка.
Через мгновение ее уже не было. Оставшись наедине с подступающей ночью, Рафаэль поднес к губам бокал, но вместо того, чтобы выпить, бросил его в темноту, где он разбился о стену.
На следующий день Аллегра сидела в кабинете адвоката, терзаемая горькими воспоминаниями и недобрым предчувствием. Синьор Фрателли настоял на том, чтобы она пришла, хотя Аллегра понятия не имела почему. Вряд ли отец оставил им с матерью хоть что-то в завещании – ведь он за всю жизнь не поделился с ними ни центом. Девушке не хотелось идти на эту встречу, тем более там должны были быть вторая жена отца и его приемная дочь. Но она решила, что переживет эти неприятные минуты, а потом отправится в Нью-Йорк и забудет обо всем.
– Синьора Мансини, – поприветствовал адвокат, впуская Аллегру в роскошную комнату с кожаными креслами и стенами, обшитыми деревянными панелями. – Спасибо, что пришли.
– Синьора Уэллс, – тихо поправила Аллегра, назвав добрачную фамилию матери, которую та взяла после развода.
Взгляд ее упал на Катерину Мансини. Голубые глаза вдовы излучали арктический холод. Отвернувшись, она даже не поприветствовала вошедшую. Рядом с ней сидела ее дочь Амалия – той было примерно столько же лет, сколько и Аллегре. Она нервно заерзала и улыбнулась натянуто, краешком губ, а затем тоже отвела глаза. Аллегра чувствовала себя такой разбитой, что даже не стала отвечать. Если бы все сложилось иначе… возможно, они с Амалией могли бы подружиться. Та, хоть и напоминала мать светлыми волосами и глазами, вела себя не так надменно. Но сейчас сил не было ни на что большее, кроме как сидеть рядом с этими двумя женщинами, что забрали у нее отца. Синьор Фрателли начал речь. Аллегра попыталась сконцентрироваться, отгоняя усталость.