Дождь прольется вдруг и другие рассказы - Мишель Фейбер

Джанет пыталась уговорить Киф-киф спать одной, но девочка кричала по ночам, пугаясь кошмаров. Бог его знает, что ей мерещилось — акулы, наверное. Теперь же дочка спала без сновидений, свернувшись калачиком у живота Джанет.

Вокруг кровати от пола до потолка протянулась тугая проволочная сетка. В свете свечи поблескивали металлические штанги и застежка-молния в том месте, где был выход. Устав от монотонного тюканья, Джанет закрыла глаза и попыталась забыться, но ничего не получалось. Она постоянно боялась, что проволоку или канву молнии прогрызут рыбы, и когда откроешь глаза, окажется…

Она открыла глаза. Ничего не изменилось.

Тридцать или сорок рыбешек (может, мальков губана? — трудно было разобрать в темноте) зависли в воздухе и тыкались в сетку, пытаясь прорваться внутрь. Некоторые отделялись от стаи и, поднимаясь вверх, бились в потолок.

Джанет вынула из коробки, лежащей у нее на коленях, очередную сигару. Конечно, лучше бы это была сигарета, но о сигаретах оставалось только мечтать. Вспыхнула спичка, и рыбы метнулись во все стороны. Комната ожила, блестящие тельца зашевелились и принялись носиться среди мебели, сбивать с полок безделушки, исчезать в темных углах. Однако скоро мальки вновь подплыли к сетке, и послышалось прежнее тюканье. Киф-киф заерзала во сне — острые маленькие лопатки шестилетней девочки врезались в материнский бок.

— Все в порядке, родная, — прошептала Джанет, гладя ее поверх одеяла. — Бояться нечего.

На следующее утро Джанет и Киф-киф, надев камуфляж, стали пробираться к выходу. Повсюду на полу, разинув рот, валялись мертвые рыбы. Они забрались в дом сквозь узкую щель под входной дверью. Дощечка, которой Киф-киф затыкала дыру на ночь, валялась снаружи. Ее вытащили, пока они спали.

Подобные мелкие диверсии случались почти каждую неделю. Последователи Церкви Армагеддона (сокращенно «Армии») не могли так просто пройти мимо жилого дома. Их учение требовало активных действий. Что касается более масштабных акций, то Джанет и Киф-киф пока везло, если, конечно, не считать прошлогоднего погрома. Тогда, вернувшись к себе, они обнаружили, что дом стоит нараспашку, окна и двери сорваны с петель, еда и одежда исчезли. По стене спальни растекалась кроваво-красная надпись: «И первые станут последними!» — лозунг Армии.

В тот ужасный день Киф-киф стояла на часах, вооруженная мачете, пока Джанет восстанавливала их бастион. И хотя серьезный противник так и не появился, к концу дня пятилетняя девочка вся перемазалась в рыбьей крови и испражнениях. Раненые рыбы уплыли умирать в пустые дома и выпотрошенные автомобили, но некоторых Киф-киф исполосовала так сильно, что они медленно опустились на раскрошившийся асфальт и, недолго потрепыхавшись, издохли. Киф-киф предложила отнести добычу в бесплатную столовую и сварить из нее уху, а Джанет обняла девочку, которую все еще трясло от страха, и разрыдалась.

Джанет и Киф-киф заперли дверь, стараясь действовать как можно тише: звуки казались теперь намного громче, чем в те дни, когда еще существовали машины и заводы, куда-то торопились люди.

Полчища морских тварей передвигались бесшумно. Когорты барракуд неожиданно появлялись и исчезали в разбитых окнах. На капотах ржавых машин извивались морские звезды. По воздуху, задевая щупальцами ограды с пропущенной поверх колючей проволокой и крыши навесов, медленно катились осьминоги. Омерзительно нем был даже надрывный крик акулы, хищно разинувшей пасть, так что напрягать слух не имело смысла. Но они все равно вслушивались в тишину.

Из страха, что их засекут, Джанет и Киф-киф двигались быстрым шагом и намеренно путали след. Рано или поздно Армия перестанет кочевать и займется домами, в которых пока еще ютятся обычные горожане. А если те, отчаявшись, покинут свои жилища, эти фанатики уж точно не упустят случая, чтобы приблизить гибель несчастных оттого, что они нарекли священным перерождением природы.

Не исключено и то, что со временем Армия подправит свое учение и разрешит своим членам убивать, не дожидаясь, пока это сделает священное перерождение природы.

— Теперь мы уже достаточно далеко, — сказала Джанет, пар из ее рта смешался с сухим серым воздухом.

Киф-киф швырнула полиэтиленовый мешок с мертвыми губанами в сточную канаву. Зацепившись за острый край сломанной инвалидной коляски, тот порвался, и рыбины вывалились наружу. Тут же из канализационной трубы выплыл огромный угорь и скользнул к дармовой поживе.

— Голодная?

— Угу.

Ощущая приятную тяжесть в желудке, Джанет и Киф-киф с бодрым видом возвращались из бесплатной столовой, единственного места в городе, где еще давали горячую пищу. Они шли вприпрыжку. В воздухе суетились испуганные рыбешки всевозможных цветов и видов. Невдалеке карп лениво поедал планктон, гнездившийся внутри развороченного автомобильного двигателя. Барракуда кружила возле маленького дельфина, запутавшегося в тенте магазина и умершего от голода. Скат-манта, проплыв над головами Джанет и Киф-киф, которые они предусмотрительно втянули в плечи, уперся в заводскую стену, а затем медленно заскользил вдоль свежей граффити («У читающиво это, дни на земле сочтены!»), закрывая телом одно слово за другим. Джанет по просьбе дочери прочла надпись.

— Вот он и читает, — криво ухмыльнулась Киф-киф.

Джанет рассмеялась. Они обе знали, что скат принял еще не успевшую высохнуть краску за что-то съедобное. Значит, завтра утром он будет валяться брюхом кверху, а затем члены Армии найдут его и съедят. Поскольку Церковь Армагеддона не держала подпольной бесплатной столовой, вроде той, где кормились трофейными консервами Джанет с Киф-киф и другие вероотступники, членам Армии приходилось довольствоваться рыбой. Время от времени на улицах появлялись рыболовные сети, подобно замысловатой паутине протянувшиеся между домами.

Ходили слухи, что члены Армии не едят краденые продукты. По-видимому, конфискацией они занимались с единственной целью — чтобы лишить вероотступников несправедливого преимущества. Им явно доставляло удовольствие вскрывать жилища, точно ракушки, и запускать внутрь мстителей Природы. Исчезновение еды они расценивали как знак, свидетельство того, что Отец Небесный впредь не намерен обеспечивать неверных хлебом насущным. Человеческих созданий, по крайней мере. Для тех, кто плавает, пищи было в избытке.

Судя по тому нездоровому энтузиазму, с которым Армия реагировала на гнев свыше, она была полностью на стороне рыб. В городе почти не осталось здания, на котором не красовался бы их излюбленный лозунг: «Долой сушу!»

— Тише, Киф.

До дома было уже рукой подать, когда повеял ветерок, и тут же резко запахло какой-то крупной недоеденной рыбой. Джанет сморщила нос от отвращения и, не замедляя шага, притянула девочку к себе.

— Больно запах противный, — извиняющимся тоном произнесла она, но, взглянув на отсутствующее и спокойное лицо ребенка, догадалась, что зря просила прощения. Похоже, дочь не чувствовала вони.

От мысли, что Киф-киф выросла в мире, пропитанном зловонием, настроение у Джанет совсем испортилось. Девочка постоянно дышала воздухом, отравленным разложением. Она ни разу не видела фрукта на дереве или цветка, так как любое растение, даже не успев зацвести, пожиралось рыбой. Их холодный, мрачный дом больше походил на тюрьму, и каждую ночь ребенка терзали кошмары. Да и сейчас, идя по пустынным улицам, они дрожали от страха: ведь любое разбитое окно могло изрыгнуть смертоносную серую тушу, и что тогда делать? Джанет слышала рассказы людей, переживших нападение акул, и ей нетрудно было себе вообразить, каково это — стоять, не двигаясь, когда хищница с разинутой пастью скользит по воздуху к своей жертве. Члены Армии абсолютно правы: в нынешнем мире нет больше места для людей. Киф-киф с маленьким, почти игрушечным мачете бессильна против ненависти целого мироздания…