Почти совершеннолетний - Коллектив авторов

от его плеча и посмотрела, куда он показывал. На балконе стояла та девушка. Она крепко держалась за перила и смотрела прямо на нас. Ее волосы были аккуратно расчесаны и заколоты блестящей заколкой. Летнее платье, белое, чуть колыхалось на ветру. Она поймала мой взгляд и улыбнулась. Я только хотела снова махнуть ей рукой, как Оля передернула плечами.

— Фу-у. — Оля противно сморщилась и повернулась к балкону спиной. — Точно «чудовище»! Надо же было увидеть ее перед самым отъездом! Теперь все впечатление от поездки испорчено.

— Да, — усмехнулся Никита. — Я теперь ночью не усну.

Никита посмотрел на меня. Мне нужно было что-то сказать. Что-то ответить. Я посмотрела на руку, которой секунду назад чуть не помахала девушке на балконе. Сжала ладонь в кулак.

— И я не усну, — фыркнула я и тоже отвернулась. Внутри меня все сжалось, во рту появился противный горький привкус. Мои слова, кажется, наполнили меня ядом. Я почувствовала, что предаю не ту девушку на балконе. Я предаю себя.

Никита обнял меня за плечи и прижал к себе. Оля повернулась к Ване и улыбнулась.

Но Ваня не обнял Олю. Он посмотрел на нас долгим внимательным взглядом. Потом отступил на пару шагов и повернулся к балкону, улыбнулся девушке в белом платье и помахал ей рукой. Она снова отпустила руку и растопырила узловатые пальцы над перилами. И Ваня увидел и понял ее «Привет!». И снова улыбнулся.

А потом поправил лямку рюкзака на плече и, не глядя в нашу сторону, быстро прошел мимо.

— Моя младшая тоже любит гулять на балконе. У нее ДЦП, — сухо бросил нам Ваня и скрылся за углом. Один. А мы остались стоять. И девушка на балконе улыбалась нам.

Нагадай мне удачу. Ксения Кормыш

— Отправила своих, Марина-кызы?

Старый Белек сделал последнюю глубокую затяжку и постучал трубкой о камни очага. Пепел взмыл вверх маленьким серым облачком и быстро осел на земляной пол, пятнистый халат Белека и Маринины джинсовые колени, которые она вплотную придвинула к огню. В юрте было холодно и согреться никак не удавалось.

— Да, Белек-аке, Ортай повез.

Марина глотнула терпкого густого чая из пиалы. Ей мало что нравилось из местной кухни — пахучая баранина, жирная лапша, похожая на белых червяков, в избытке приправленная крупно порезанным луком. Приходилось спасаться горячим зеленым чаем, куда нередко добавляли масло и соль, и тогда по вкусу он напоминал мясной бульон.

Освободившись от трубки, Белек тоже принялся за чай. Он долго втягивал обжигающую жидкость через плотно сжатые губы и всматривался в водоворот чаинок, оседающих на дно щербатой пиалы. Лицо его то темнело, собираясь в глубокие складки, то расслаблялось с облегчением — в зависимости от того, что показывали ему чайные узоры. Говорили, что старик умеет гадать на чае, но Марине еще не приходилось видеть его в деле.

— Белек-аке, посмотри и мой чай, — попросила Марина и протянула свою пиалу.

— Вы, русские, в это не верите, — усмехнулся старик, но чашку взял.

— Скажешь хорошее — поверю, — улыбнулась Марина. — Мне сейчас нужна удача.

Белек наклонил пиалу к затухающему свету очага и пожевал губами:

— Много не скажу. Ты пила неправильно. Глотала, как суп, а надо медленно, с умом. Но кое-что вижу: ребенок рядом с тобой, девочка.

Марина подалась вперед и заглянула в пиалу:

— Где? Покажи?

— Ты не поймешь. Я и сам плохо вижу, говорю же: ты всё испортила. Так что не знаю, как и откуда. Непростая дорога, и на ней ты и ребенок.

Марина поправила на плечах меховую жилетку. Несмотря на горячий чай, по спине между лопаток пробежал озноб. Надо же, старик-то и правда что-то видит.

— Спасибо, Белек-аке. — Марина поднялась. — Пойду спать: завтра вставать рано.

После сумрака юрты пронзительный свет луны неожиданно ослепил Марину. Она остановилась и запрокинула голову наверх. Яркие мохнатые звезды перемигивались на чернильном небосклоне, покрывая его так густо, что, казалось, еще чуть-чуть — и они все сольются в полотно сплошного света.

Что-то мягкое толкнулось в Маринино колено, она вздрогнула и опустила взгляд. Аяшка, внучка старого Мелека, обняла Марину за ногу и прижалась щекой к бедру. Девочка почти не говорила по-русски, но это не помешало им стать друзьями с самого первого приезда Марины с туристами в это отдаленное горное селение. Марина погладила Аяшку по гладким тугим косам и разглядела, что девочка держит в руках маленький сверток, запеленутый в обрывок пестрой ткани.

— Что это, твоя кукла? — улыбнулась Марина.

В прошлый раз она привезла для Аяшки настоящую Барби — с золотыми волосами, в пышном бальном платье, с блестящими туфельками на гнущихся пластиковых ногах неправдоподобной длины и изящества. Аяшка влюбилась в Барби со всем пылом своей пятилетней души и, несмотря на насмешки взрослых, не расставалась с куклой ни днем ни ночью. Она очень берегла наряд Барби и всегда выносила куклу на улицу, только аккуратно обернув ее в чистую тряпицу.

— Аяшка, тебе спать пора, — мягко сказала Марина, — поздно уже.

Аяшка кивнула, словно поняла, последний раз боднула головой Маринин бок и резво припустила к родительской юрте, прижимая к груди запеленутую куклу.

Сон пришел к Марине сразу, навалился душным одеялом — тяжелый, горячий, беспокойный. Она взбиралась по крутому склону, острые камни царапали босые ступни, но Марина цеплялась руками за скалу и поднималась все выше и выше. Она не знала зачем, но очень хотела оказаться на самой вершине. Что-то больно толкнуло Марину в бок, она споткнулась о валун и стала скатываться вниз, все быстрее и быстрее...

— Марина-кызы, Марина. — Толчки не прекращались, чей-то голос стучал в висках, а Марина уже летела камнем вниз в пропасть и резко проснулась только за мгновение до столкновения с землей.

— Что случилось? — выпалила Марина, вглядываясь в маленькое смуглое женское лицо, обладательница которого дергала ее за руку, пытаясь поднять с лежанки.

— Марина, посмотри, что с Аяной, — бормотала женщина, в которой Марина, с трудом придя в себя ото сна, наконец смогла узнать мать Аяшки.

Марина откинула баранью шкуру, которой укрывалась на ночь, и, на ходу вставляя ноги в старые разношенные маасы, выбралась из юрты.

Аяшка жила с родителями на границе поселка. Марина никогда не бывала там раньше: Белек всегда селил ее у себя, его двор считался самым подходящим для приема важных гостей, к которым относилась и «хозяйка туристов» Марина.

Марина пробралась в узкий проход, сделала несколько шагов и уперлась в низкий топчан, на котором среди вороха пестрых одеял темнела спутанная копна Аяшкиных волос.

— Свет, дайте свет, — приказала Марина матери Аяшки, которая от волнения никак не могла сообразить, с какой стороны подойти к дочери, свернувшейся в тугой комок в углу юрты.

Всего пару часов назад девочка лукаво улыбалась Марине и ее маленькие белые зубки сверкали в темноте. Сейчас Аяшка тихо скулила и подтягивала к острому подбородку колени в попытке облегчить боль, которая гнездилась где-то глубоко внутри ее маленького, раскаленного от горячки тельца.

— Ш-ш-ш, малыш, тихо, тихо, — бормотала Марина, пытаясь раздвинуть стиснутые руки Аяшки и осмотреть ее.

Марина не была врачом, но местные часто звали ее к больным: знаний вполне хватало, чтобы определить, достаточно ли будет выпить настой старого Мелека, или требуется помощь современной медицины. Сейчас она видела, что девочка совсем плоха: даже легкое нажатие на живот заставило Аяну закричать от боли. «Острый аппендицит, а может, уже и перитонит», — сообразила Марина.

— Батырбек, нужно в больницу, срочно. — Марина повернулась к отцу Аяшки, который все время осмотра стоял за ее спиной, держа над головой большой электрический фонарь.

— Машины нет, Ортая нет, — пробормотал Бек.

Мать Аяшки покачнулась и вдруг глухо завыла на одной тоскливой ноте.

— А-а-а-а, Аяна-кызы, моя кызы...

— Как можно отвезти девочку в больницу? Лошади? — быстро