Долгая долина - Джон Эрнст Стейнбек

Она терпеливо ждала, когда все задуманное ею исполнится до мельчайших подробностей, и в один прекрасный день, когда Гарри вернулся домой с работы, Мэри подвела его к мансардному окну и тихо сказала:

– Вот, смотри. Теперь все именно так, как я мечтала!

– Красиво! – восхитился Гарри. – Очень красиво!

– Знаешь, мне даже немножко грустно, что все закончено, – призналась она. – Но рада я куда больше. Обещай, что мы никогда ничего не изменим в нашем саду! Если какое-нибудь растение погибнет, мы посадим на его место точно такое же.

– Ты моя сумасшедшая стрекоза, – ласково сказал Гарри.

– Пойми, я так долго об этом мечтала, что и дом, и сад стали частью меня. Если здесь что-нибудь изменится, это как… как вырвать кусок моего сердца!

Гарри осторожно дотронулся до жены, потом отнял руку.

– Я так тебя люблю, – сказал он. – Но в то же время и боюсь.

Мэри скромно улыбнулась:

– С чего бы это? Что во мне такого страшного?

– Ну, ты как будто… неприкосновенна. Есть в тебе какая-то непостижимая загадка. Ты похожа на свой сад: идеально продуманный раз и навсегда. Мне и пройти мимо страшно, вдруг ненароком потревожу твои драгоценные растения.

Мэри была очень довольна.

– Дорогой, это ведь все благодаря тебе! Ты подарил мне этот сад. Да-да, именно ты! – И она позволила мужу себя зацеловать.

III

Гарри очень гордился женой перед приходившими к ним гостями. Она была такая красивая, такая невозмутимая и идеальная. Цветы в ее вазах были безупречны, а о саде она рассказывала робко и стеснительно, словно говорила о самой себе. Иногда она вела гостей в сад и показывала на какую-нибудь фуксию.

– Я очень переживала, что она здесь не освоится, – говорила Мэри словно бы о живом человеке. – Вы не поверите, сколько она слопала удобрений!

Работа в саду доставляла ей огромное удовольствие. Мэри надевала яркое платье без рукавов, с пышной юбкой ниже колен и неизвестно откуда взявшуюся пляжную шляпку. Руки она защищала хорошими прочными перчатками. Гарри нравилось смотреть, как жена ходит по саду с совочком и подсыпает цветам удобрения. А по вечерам они любили вместе убивать жуков и улиток. Мэри только держала фонарик, а убивал Гарри: от вредителей оставались мокрые склизкие пятна. Он знал, что ей наверняка противно на это смотреть, но фонарь всегда светил ровно и не дрожал. «Смелая моя девочка, – думал он. – За этой хрупкой красотой прячется железная воля». Да и вообще охотиться вместе с женой было куда веселее, чем одному.

– Вон смотри, какой жирный, ползет и ползет! – восклицала она. – Он хочет сожрать тот большой цветок, точно тебе говорю. Убей его, убей!

После такой охоты они возвращались домой, весело хохоча.

Мэри очень тревожилась из-за птиц.

– Что же они не прилетают к нам пить? – жаловалась она. – Вернее, прилетают, но мало и редко. Интересно, что их отпугивает?

– Да просто еще не сообразили, не привыкли. Скоро начнут прилетать, не бойся. А может, где-нибудь поблизости кошка гуляет.

Лицо Мэри тут же вспыхнуло, она глубоко втянула воздух. Ее хорошенькая верхняя губа приподнялась и обнажила зубы.

– Если к нам повадилась кошка, я ее отравленной рыбой накормлю! Не позволю никаким кошкам распугивать моих птиц!

Гарри пришлось ее успокаивать.

– Вот что мы сделаем. Я куплю пневматическое ружье, а как увижу кошку – тут же ее подстрелю. Пулька ее не убьет и не ранит, зато напугает, и кошка сюда не вернется.

– Ладно, – уже спокойнее проговорила Мэри. – Это ты славно придумал.

В гостиной по вечерам было очень хорошо. Мерно потрескивал огонь в камине, а когда всходила луна, Мэри тушила свет, и они вместе смотрели в окно на прохладный синий сад и темные дубки.

Мир за окном был спокойный, вечный… Сразу за их садиком начинались густые дикие заросли.

– Это наш враг, – однажды сказала Мэри. – Внешний мир хочет вторгнуться в наши владения – необузданный, дикий, запущенный. Но фуксии его не пускают. Да-да, я затем их и посадила, и им это хорошо известно. Вот птички могут к нам залетать. Они живут на природе, а в мой сад прилетают, чтобы спокойно попить и отдохнуть. Сегодня вечером я заметила перепелок: штук десять сидели у пруда и пили воду.

– Хотел бы я залезть в твою головку и понять, что там происходит, – сказал Гарри. – Со стороны ты кажешься взбалмошной, а на самом деле у тебя очень собранный и спокойный ум. Такой… уверенный в себе.

Мэри ненадолго присела мужу на колени.

– Не такой уж уверенный. Ты просто не видишь этого и не знаешь. И хорошо, что не знаешь.

IV

Как-то вечером Гарри сидел под лампой и читал газету. Вдруг Мэри подскочила на месте:

– Надо же, забыла на улице садовые ножницы! От росы они заржавеют.

Гарри посмотрел на жену поверх газеты:

– Хочешь, я за ними схожу?

– Нет, я сама, ты не найдешь.

Она вышла в сад, нашла ножницы и заглянула с улицы в дом, в гостиную. Гарри все еще читал газету. Комнату было видно в мельчайших подробностях, так что Мэри она показалась картинкой или декорациями к спектаклю, который вот-вот начнется. В камине плавно колыхалось пламя. Мэри стояла недвижно и смотрела. Вот большое глубокое кресло, в котором она сидела всего минуту назад. Что бы она сейчас делала, если бы не вышла на улицу? Положим, в сад вышла только ее душа, а сама Мэри осталась в гостиной… Она практически видела себя в этом кресле: нежное изящное лицо повернуто в профиль, глаза задумчиво смотрят на огонь.

– Интересно, о чем она думает? – прошептала Мэри. – Что у нее на уме?

Она сейчас встанет и уйдет? Нет, сидит себе. Вырез у платья слишком широкий, и лямка немного сползла на плечо. Но это даже красиво. Небрежно, мило и романтично. А теперь она улыбается. Верно, подумала о чем-нибудь приятном.

Внезапно Мэри очнулась от забытья, поняла, что с ней случилось, и пришла в неописуемый восторг. «Я как будто раздвоилась! – подумала она. – Я жила двумя жизнями и могла смотреть на себя со стороны! Какое чудо. Интересно, это случайно приходит или можно делать так, когда вздумается? Я ведь видела себя глазами другого человека. Надо непременно рассказать Гарри!»

И тут Мэри представила себе другую картину: как она пытается объяснить мужу, что с ней случилось. А он смотрит на нее поверх газеты напряженным, озадаченным, почти страдальческим взглядом… Ведь Гарри всегда так искренне пытался понять, что она ему говорит. Пытался, но тщетно. Если Мэри расскажет ему о своем видении, он начнет задавать вопросы, обдумывать ее рассказ снова и снова, пока не погубит всю красоту. Нет, Гарри не нарочно портил жене удовольствие, просто иначе у него не получалось. Он проливал столько света на непостижимое, что все вокруг меркло. Нет уж, ничего она ему не расскажет! Когда-нибудь ей захочется снова выйти на улицу и испытать то же чувство, а если Гарри все испортит, ничего не получится.