Водоворот страсти - Рене Бернард

А что она могла ему ответить? Разве она могла отказать? Тогда ее отца из-за долгов вскоре выгнали бы из родового гнезда, и ему пришлось бы остаток дней провести в роли приживальщика у состоятельных родичей его умершей жены. Ни одна дочь, хоть чуть-чуть любящая отца, не смогла бы поступить иначе. Конечно, мистер Трамбл не был красавцем и звезд с неба не хватал. Он был самым заурядным человеком, педантичным до мозга костей, зато очень любезным.

Хейли всем сердцем молилась о том, чтобы ее тетя Элис оказалась права, чтобы она в конце концов полюбила этого человека, способного непринужденно вести беседу лишь о скрещивании собак и о достоинствах коллекционного оружия.

— Нет ничего хуже на свете, чем любезный муж, — мрачно пошутила Хейли.

— Что ты имеешь в виду, дорогая?

— Ничего. Просто подумала, какая я счастливая. Мистер Трамбл очень добр. Как можно не отдать должного его великодушию и щедрости? Поэтому, тетя, я не хочу докучать ему мелкими просьбами, разве не ясно? Дом, конюшня, прислуга — разве мы могли бы все содержать, если бы не его деньги? Он сделал для нас так много, что как-то неудобно приставать к нему с пустяками.

Тетя Элис со вздохом ответила:

— Дорогая, я все понимаю, даже больше, чем ты думаешь.

Хейли опустила окно, ей было неуютно в низкой и тесной карете. С детства она испытывала непонятный страх перед маленькими помещениям. Но никому не говорила об этом ни слова, ей было стыдно признаться, что ее воображение сильнее голоса рассудка. Если среди достоинств леди главным считалось самообладание, то в случае непредвиденных обстоятельств это качество могло ее легко подвести.

Тетя Элис издала драматический стон.

— Как бы там ни было, но одна-две шляпки никак не могут перевесить чашу весов. Хейли, ты должна привыкнуть баловать себя.

— Тетя, неужели именно этому в первую очередь обучают своих воспитанниц компаньонки? Досаждать просьбами и баловать себя? — дразнящим тоном спросила Хейли.

— А как же! Для чего еще нужны гувернантки, как не для того, чтобы пробуждать у своих воспитанниц как можно больше желаний? — рассмеялась тетя Элис. — Для верности можно заглянуть в несколько руководств для леди, но поверь мне, все светские дамы в радиусе тридцати миль согласятся со мной.

— Неужели? Хотелось бы мне послушать, о чем судачат между собой все эти леди!

— Пф! Сейчас нам следует немного поспать. Кроме того, какая это морока собрать вместе столько дам; Сколько они выпьют чаю и съедят сандвичей. Кошмар! Лучше поверь мне на слово, так будет проще.

Насмешливая беседа помогла скоротать путь до дома. Войдя в красивый особняк из коричневого камня, тетя Элис, сразу извинившись, сказала, что идет отдохнуть, и попросила ее не тревожить до вечернего чая. Хейли осталась одна, чему была только рада. Она уже предвкушала, как, усевшись в уютной гостиной, продолжит чтение начатого романа.

К удивлению, Кресло возле окна, ее любимое место для чтения, занял отец.

— Твоя мать обожала любовные романы! — воскликнул он, отрывая взгляд от книги, которую держал в руках. Его глаза были влажными от слез. — Она так много читала, уткнувшись носом в книгу, что я иногда ревновал ее.

Хейли покачала головой и ласково отняла у отца книгу.

— А еще чаще она сидела рядом с тобой, уткнувшись носом тебе в щеку или плечо. Я все помню, отец.

— Верно, верно, я тоже помню! — Он откинулся назад, и Хейли с недовольством заметила, что пуговицы на его сюртуке застегнуты не в надлежащем порядке, явное свидетельство, что отец с утра выпил гораздо больше, чем следовало.

— Папа, ну как же так? — Хейли уселась рядом и принялась переставлять пуговицы из слоновой кости, застегивая их правильно. — Если бы Мартин увидел, как ты наискось застегнул сюртук, он пришел бы в ужас.

— Да, поверь мне, Мартин лучший лакей в мире.

— Конечно. Только не забывай почаще напоминать ему об этом, — улыбнулась Хейли. — Вот теперь ты выглядишь как настоящий денди.

— А где твои покупки, Хейли? Ты же сегодня выезжала в город, ходила по магазинам. — Вспыхнувший у отца интерес смутил и вместе с тем обрадовал Хейли. Она обожала отца, ценила его внимание — эти улетающие, драгоценные мгновения, самые лучшие мгновения на свете.

— Да, ходила. Но ничего не понравилось, — ответила Хейли. — Мне показалось, тетя Элис огорчилась больше, чем я.

— Вряд ли тебе это показалось. Когда Элис расстроена это сразу заметно. По-видимому, отсутствие покупок сильно огорчило ее. — Он положил руку на ее ладонь. — В другой раз опустоши все магазины, дорогая. Разве все наши неприятности не позади?

Она мягко убрала ладонь и встала.

— Почти позади, папа.

— Ты слишком практична, — вздохнул отец и неуверенно приподнялся.

— Если бы вместо меня у тебя был сын, ты вряд ли сказал бы ему такое. — Она поддержала пошатнувшегося отца за локоть. — А почему бы нам слегка не перекусить перед званым вечером?

Отец равнодушно пропустил ее слова мимо ушей. Его взгляд был устремлен на столик, где стоял хрустальный графин с красного цвета жидкостью.

— Я не голоден. Ступай наверх и лучше отдохни. Увидимся перед тем, как ты и Элис поедете на вечер.

— Папа, поедем вместе с нами? Неужели ты не хочешь…

— Я не хочу, чтобы мной командовали. Оставьте меня в покое! — рассердился отец. Нетвердым шагом пройдя к столику, он налил бокал вина и выпил. Его поступок был настолько красноречив, что сразу стало ясно — просить его дальше совершенно бессмысленно.

Хейли взяла роман и направилась к выходу, как вдруг отец остановил ее.

— Скажи на вечере, что я нездоров… из-за погоды.

Принеси мои извинения. Сделай все, что полагается.

Она улыбнулась через силу:

— Конечно.

— Хейли, и пожалуйста, надень красное платье. В нем ты так похожа на мать.

На глаза отца навернулись слезы.

— Хорошо, папа. — Хейли торопливо вышла из гостиной сделав вид, что не замечает отцовских слез, чтобы не расстраивать его еще больше.

«Нет ничего хуже на свете, чем любезный муж. Будь я похожа на мать, тратила бы я деньги также безудержно и бессмысленно?»

Задумчиво качая головой, Хейли поднялась наверх. «Мечтать о невозможном так же глупо, как мечтать достать луну… Боже мой, нельзя же все время думать об одном и том же!»

Больше всего на свете Хейли не нравились вечера, на которых царило настоящее столпотворение. Для того чтобы сохранить хладнокровие, она оперлась рукой в чудесной белой перчатке на руку мистера Трамбла. Несколько недель назад на первом светском вечере она настолько разволновалась, что мистер Трамбл потом шутливо жаловался, будто у него остались синяки, так сильно ее пальцы сжимали его руку. С тех пор Хейли стала более уверенной в себе, она приобрела известный лоск, Но все равно каждый выход в свет казался ей пыткой. Любой ее промах, любой проступок, а иногда просто желание унизить вызывали у какой-нибудь леди с давно увядшей красотой насмешку над ее «провинциальными манерами».