Обман - А. Брэди

– Да. Я привел его к себе в кабинет в пятницу, как и собирался, и попытался начать с оценки психологического состояния, интеллекта и прочего для истории болезни. Ну, я говорил, да? – Он наклоняется ко мне через стол и машет мясистой рукой у меня перед лицом. – А он не сказал ни слова. Ни слова. Он просто сидел и смотрел. Я уж подумал, что он глухой или немой, потому что он… он молчал, и все. Не взбесился, не разорался, ничего такого, просто сидел молча. Я повторял одни и те же вопросы, а он пялился или на меня, или в окно. В тот раз я решил, что он, возможно, еще не готов. Рассказал ему о себе, постарался установить с ним контакт, сказал, что буду общаться с ним как с мужчиной, если и он будет общаться со мной как с мужчиной. И – ничего.

Гэри искренне удивлен, что его дурацкий самонадеянный план поиграть в мачо не сработал. Часть меня хочет рассмеяться ему в лицо, но другая часть сохраняет профессионализм и хочет помочь ему стать хорошим психологом.

– Так. Значит, с изначальным планом не вышло. Говоришь, после этого ты встречался с ним каждый день? Ты изменил подход или действовал так же?

– Да. Я попробовал все, что мне известно, применил весь свой опыт. Сначала да, я попробовал метод «как мужчина с мужчиной». Это не пошло. В понедельник я попросил его снова прийти ко мне в кабинет, и он не стал спорить или сопротивляться. Я решил, что в этот раз буду говорить только по делу и заставлю его поработать с опросниками. Но он не ответил ни на единый вопрос! Начал читать газету. Притащил с собой здоровенную кипу газет и даже не посмотрел в мою сторону, пока я задавал вопросы.

– Ясно. Как я понимаю, вчерашний и сегодняшний сеансы прошли более или менее в такой же манере? – Я уже устала слушать одно и то же.

– Да, полная тишина. Он даже не здоровается. – Гэри откидывается назад. – Он доволен тем, что теперь это моя проблема.

– Гэри, ты сделал четыре попытки разговорить человека, который явно не очень-то любит болтать. Стоит ли удивляться, что привычные методы и подходы не приносят результатов?

– Не думаю, что дело в методах. Скорее во мне. Мне кажется, я ему просто не нравлюсь. – Гэри выдает это, чтобы погладить мое эго, польстить мне. Тогда я, может быть, сама предложу ему взяться за Ричарда и ему не придется меня просить.

– И как бы ты хотел продолжить? – Я не дам ему слезть с крючка так легко.

– Полагаю, ты должна с ним поработать. Я не могу позволить себе такую роскошь – тратить время на человека, который не желает говорить. Не хочет, чтобы ему помогли. У меня его и так мало. – Он складывает руки на груди и мелко трясет головой. Так он похож на какое-то испуганное лесное животное.

– Я не могу сделать это по собственному желанию. Ты должен обсудить это с Рэйчел.

– О, да ладно, Сэм. Ради меня – возьми его себе.

– Ради тебя я уже взяла себе Шона. – Я вздыхаю. – Но если Рэйчел даст такое распоряжение… хорошо, я возьму его. Но до этого – он твой. – Для пущего эффекта я захлопываю блокнот, встаю и открываю дверь. Пусть Гэри поищет Рэйчел и сам уладит все формальности.

28 октября, 9:12

По утрам в 9 часов у нас обычно бывают совещания. На них мы обсуждаем своих пациентов и всякую административную фигню, с которой надо разобраться. Как правило, все тащат туда свои задницы без особой охоты – за исключением меня и нашей начальницы Рэйчел.

Рэйчел – реальный защитник, как в футболе. Она из тех людей, что, войдя в помещение, сразу как будто бы занимают собой все пространство. Ее громоподобный голос и острый ум пугают всех наших до полусмерти. Она явно была рождена, чтобы управлять каким-нибудь серьезным учреждением, а поскольку личная жизнь у Рэйчел отсутствует, это помогает ей работать все лучше и лучше. Ее безжизненные, тускло-каштановые волосы вечно собраны в хвост и завязаны бархатной резинкой, и носит она одно и то же: свитера и брюки-чиносы, которые маловаты ей в бедрах, так что карманы по бокам торчат, как маленькие ушки.

Я нравлюсь Рэйчел. Ей необходимо верить, что я всегда энергична, позитивно настроена и вообще не человек, а сплошной солнечный свет. В больнице я – супергерой. Разруливаю трудные ситуации, решаю проблемы, ко мне всегда обращаются, когда нужно сделать какое-нибудь противное дело. Или вообще дело. Мои коллеги меня за это ненавидят. Ну, только если я не соглашаюсь провести вместо них групповой сеанс, или сопроводить пациента в отделение неотложной помощи, или закончить за них заключение/отчет/план лечения. Тогда они меня обожают. В качестве защитного механизма я иронизирую над собой; а еще спрашиваю всех, как они провели выходные и как вообще дела, потому что люди страдают нарциссизмом и никогда не спросят в ответ, а как я провела выходные и как дела у меня. И это избавляет меня от необходимости лгать.

– Фрэнки снова в больнице, – начинает Ширли. – Насколько мне известно, он стоял посреди улицы и пытался регулировать движение. Это был перекресток на Бродвее, и удивительно, что он вообще остался жив. Когда полиция попыталась его остановить, или схватить, или что-то в этом роде, он, естественно, побежал прочь, натыкался на машины, протискивался между ними… Это был кошмар. В конце концов они с ним справились, не знаю как, и отправили в психиатрическое отделение Медицинского центра Колумбийского университета. Сейчас он под наблюдением; подозрение на возможную попытку самоубийства. Доктора оттуда то и дело звонят мне и говорят, что он отказывается сотрудничать. Не знаю, как мне следует поступить в этом случае. – Ширли произносит это отстраненно; она давно не питает никаких иллюзий, а способность к сочувствию исчерпала много лет назад.

– Ты поедешь в Медцентр университета, Ширли, – раздраженно чеканит Рэйчел. Она очень недовольна и с утра очевидно не в духе. Возможно, у нее предменструальный синдром. – Поговоришь с врачами. Удостоверишься, что им известно – ты тот доктор, который занимается его лечением, и он находится под твоей опекой. Фрэнки в конце концов снова вернется к нам после того, как его выпустят оттуда. И ему нужно знать, что мы с ним, что его не бросили в палате для психбольных в клинике университета. И помните, все вы. – Рэйчел обводит нас таким взглядом, будто мы – плохие детишки, которые без спроса съели все печенье. – Мы – единственный источник помощи и поддержки для многих из наших пациентов. Мы их отцы и матери, опекуны и доверенные лица…

Вообще-то я не подписывалась работать чьей-то матерью или отцом, и, пока Рэйчел продолжает свою нудную лекцию, которую мы слышали уже миллион раз, во мне тихо закипает возмущение и неприязнь. Я прихлебываю кофе и смотрю в единственное окно конференц-зала. Через улицу идет стройка. Немного слышно, как она шумит, но я в основном пялюсь на рабочих в джинсах и светоотражающих жилетах, как они карабкаются вверх и вниз по лесам, и думаю, что будет, если кто-нибудь решит спрыгнуть.

– Что касается прочих новостей, – говорит Рэйчел, – сегодня утром я хочу объявить, что мы передаем одного из пациентов другому психологу. Гэри очень старался установить контакт с новым больным, Ричардом Макхью, и проделал огромную работу, но, к сожалению, успеха не добился. Вчера я сама встречалась с Ричардом, чтобы обсудить с ним возможную смену психолога, и он попросил, чтобы с ним занималась ты, Сэм, – он прямо назвал твое имя. Так что теперь он твой. Желаю удачи. – Рэйчел сообщила мне об этом еще вчера, перед концом моей смены, соответственно, это – всего лишь представление для персонала.