Покушение - Елена Сенде

Полчаса спустя она рассматривала плакаты в зале ожидания, сидя перед монитором магнитно-резонансного томографа рядом с Мюриэль Ванг, своей давней подругой, неврологом больницы Сальпетриер. Симпатичная брюнетка с раскосыми глазами, на которую не раз засматривались мужчины за одиннадцать лет их совместной учебы, постаралась успокоить ее:

— Ты говоришь, что забыла пациента, которого лечила десять лет назад?

— Да. Он обратился ко мне на «ты», как будто очень хорошо знал меня… Это… как-то выбило меня из колеи.

— Но это же ни в какие ворота не лезет! Нельзя помнить всех, кого ты лечила! Так к чему переживать?

Мюриэль была одной из тех (вместе с Мари-Жанной), кто мог запросто общаться с Сириль.

— Хорошо, Мюриэль. Но я не сказала, что это случилось со мной уже не в первый раз.

— А-а!

Мюриэль вдруг увидела, что Сириль обкусывает ногти, — такого ее подруга обычно не делала.

— Две недели назад я высадила отца возле «Норда» и отправила на обследование в «Ротшильд». У меня там знакомый онколог, друг Бенуа. Короче говоря, я пообещала заехать за ним. И… забыла. Ему пришлось звонить мне на мобильный. Я спокойно обедала у себя в кабинете.

Мюриэль Ванг слегка приподняла брови, выдав тем самым свое удивление, но продолжала успокаивать подругу:

— Хорошо. Это все?

— Вчера Мерсье, специалист по визуализации, сообщил мне об обеде с одним из наших будущих потенциальных финансистов. Крупная компания, которую обязательно нужно уговорить подписать бюджет на следующий год. Так вот… я забыла об этом.

— Любой человек может забыть об обеде, Сириль.

— Любой, но не я!

Категоричный тон Сириль, к которому она обращалась все чаще и чаще, мог бы вызвать у Мюриэль раздражение, но она снисходительно отнесла его на счет волнения.

— Но почему это не могло случиться с тобой?

— Я не хуже электронной записной книжки! Я все всегда помню. Как будто у меня в голове жесткий диск компьютера.

— Хорошо. Есть и другие симптомы?

— Нет. Ну, может, головокружение… Знаю, знаю, не надо на меня так смотреть. Я должна была прийти к тебе раньше. Но я не думала, что все может быть настолько серьезно.

— Ты разговаривала об этом с Бенуа?

— Я звонила ему, перед тем как пришла к тебе, но его телефон на автоответчике. Он сейчас слишком занят из-за этого Нобелевского комитета.

Сириль ущипнула себя за нос.

«Черт побери! Или у меня преждевременно началась болезнь Альцгеймера, или это опухоль».

— Да нет же, у тебя не может быть болезнь Альцгеймера. Ты же прекрасно знаешь, что в таком случае человеку кажется, что все вокруг страдают потерей памяти, а не он сам.

— Я ничего не говорила!

— Да, но ты об этом подумала, что вполне естественно.

На мониторе появилась картинка. Сириль, затаив дыхание, смотрела на изображение своего мозга.

Все его извилины, борозды, выпуклости, активные и расслабленные зоны. Его полушария, правое и левое. Весь ум, все знания были вот в «этом». Тысяча двести кубических сантиметров плотной материи, в которой были заключены все трудности, все опасения, страх быть последней и нехватки денег, необходимость признания, выигрыша, лечения других и контроля. В этих узловатых ядрах были записаны ее воспоминания, чувства, близкие ей люди, ее отец, мать, Бенуа, которого она любила называть Великим Человеком, старый кот Астор… ее музыка… Все было там, такое хрупкое, гибкое, что любое незначительное вмешательство могло повредить или уничтожить все навсегда. Она неожиданно почувствовала себя обнаженной и хрупкой. Мюриэль пролистывала срезы. Обе смотрели на снимки. Стояла глубокая тишина.

* * *

Час спустя Сириль приехала домой. Она сняла обувь в холле их большой квартиры в седьмом округе Парижа, прошла босыми ногами по антрацитовому пушистому ковру, пересекла зал и зашла в кабинет-библиотеку, где любила уединяться для работы. Она открыла дверцы старого шкафа, наследство своей бабушки, где хранились папки. В нос ей ударил слабый запах нафталина, от которого она никак не могла избавиться. В самом низу шкафа стоял большой ящик, обтянутый красным кожзаменителем. Она наклонилась и открыла его, чувствуя тяжесть на душе. Потом потерла глаза и взяла инструмент в руки.

Несколько мгновений спустя она прижала бандонеон к себе. Раздались первые ноты Adios Nonino Астора Пьяццоллы. Она играла танго, сначала медленно, чтобы разогреть пальцы, затем все быстрее и быстрее. Она должна была прогнать свой страх, освободиться от него. В этом инструменте, трогающем за живое, заключалось ее спокойствие, ее единственная настоящая радость. Она играла, а ее тело, как всегда, двигалось в такт музыке. Она расслабилась, вздохнула, и ее сердце принялось создавать свой собственный ритм. Танго… танец прощания и возвращения, желания и соблазнения, любви и смерти. Бандонеон заставлял ее память плакать.

Она освоила инструмент за три месяца, за несколько лет стала виртуозом, но хранила это в секрете. Инструмент издавал трели, ее пальцы двигались все быстрее и быстрее, перемещаясь с клавиши на клавишу… И вдруг случилось чудо. Она осталась одна в этом мире, ее сердце трепетало от радости, посылая к черту все нерешенные вопросы. Эта музыка, чувственная, страстная, меланхоличная, придала ей сил. Астор, старый черный кот, который, свернувшись клубочком, спал на столе, принялся мурлыкать, прижмурившись и навострив уши, под музыку своего известного тёзки.

Сириль сыграла последний куплет, волна звуков вначале поднялась под ее пальцами, затем опустилась и стихла. Она подняла голову. Ее щеки были в слезах. Она чувствовала себя лучше. Она со всем справится.

Каблучки Сириль стучали по паркету вестибюля Центра «Дюлак», который был ее достижением. Правда, пока довольно скромным: только четыре врача, из которых не все работали полный рабочий день, и три палаты, которые могли принять пациентов на ночь. Сириль долго сомневалась насчет названия Центра. В конце концов после усиленного мозгового штурма она остановилась на названии небольшой улицы пятнадцатого округа Парижа, где он располагался. Она основала его пять лет назад благодаря поддержке двух американских фармацевтических лабораторий, которые были заинтересованы в производстве мезератрола и продвижении его на рынке, и получила бонус в виде двухсот пятидесяти квадратных метров в этом небольшом здании. Помещения были расположены на первом и втором этажах, соединенных деревянной спиральной лестницей. Ее следующей целью стало собрать здесь все новейшие методики физического, психологического и медикаментозного лечения, необходимые для пациентов.

Цифровое табло небольшого холла показывало 16.30. Телефонистка приветствовала двух пациентов. Сириль поздоровалась с ней и прошла по коридору со светло-голубыми стенами, оживленными абстрактными картинами. На первом этаже принимали пациентов с простыми проблемами: небольшие повседневные переживания и стрессы лечили йогой, релаксацией, медитацией, непродолжительной коллективной психотерапией, музыкотерапией и гипнозом. Из зала доносилась медленная музыка. Она заглянула в зал. Майя, преподаватель йоги, проводила первое занятие для взрослых, которые в настоящий момент лежали на спортивных ковриках, подняв ягодицы выше головы. Женщины приветствовали друг друга взмахом руки. Сириль Блейк не противилась никаким методам терапии. Ее единственным желанием было то, чтобы пациент покинул Центр более счастливым и уверенным в себе, чем был в момент, когда входил сюда.