Шторм на Карибах - Андрей Шитик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хватит сопеть, веди давай туда где здесь рабов держат!
Рабов здесь держали в большом круглом здании без единого окна, которое я сразу нарек шайбой. Внутри обнаружился блок камер в три уровня идущий вдоль стен. В центре возвышался пост охраны с прозрачными стенами из стекла, обеспечивающие круговой надзор над всеми зарешеченными камерами. Тюрьма, да и только. Я прошел на пост охраны, отпихнул в сторону труп охранника что умер спящим на своем столе и хлопнул ладонью по кнопке «Включить освещение».
Загудели, разгораясь лампы дневного света, за решетками зашевелились, просыпаясь, постояльцы этого дома скорби. Сонные, ничего не понимающие рабы стремглав вскакивали со своих узких коек, привинченных к стенам и как есть, голышом строились вдоль решеток, выставляя открытые ладони сквозь решетку как будто под наручники. Побудка прошла почти мгновенно — и десяти секунд не прошло. Эк их тут всех надрессировали, ссуки.
Я скрипнул зубами, придавил вспышку ярости и снова обратился к столу охраны. Ага, есть кнопка «открыть все камеры» только она не нажимается, потому что нужен ключ. Ну и где может быть ключ? Ну конечно у охранника!
Третий ключ из испачканной кровью связки что я вытащил из кармана мертвого сони подошел. Раздался пронзительный гудок и все двери синхронно распахнулись.
Я вышел из кабины охраны и громко сказал:
— Вставай проклятьем заклейменный, голодный угнетенный люд! В моем лице к вам пришли свобода, равенство и братство! Да, сразу три в одном! Ну что вы пялитесь, как бараны?! Всем выйти из камер! Я сказал, быстро все вышли и построились напротив меня! Да какого дьявола, английского что-ли не знаете?
Я повторил свой спич на испанском, рабы начали переглядываться, послышались шепотки, но никто с места не сдвинулся. Я зло фыркнул и извлек из кобуры пистолет:
— Я тут вас освобождать пришел, а не уговаривать, так что лучше не злите меня, а шевелите ластами, пока я вам колени не прострелил, долбоебы! Ну все, достали идиоты! Считаю до трех, и кто останется в камере, тот получит пулю в башку! Раз…
А вот это сработало — рабы спешно принялись покидать свои узилища и строиться передо мной. Большинство невольников ожидаемо оказалось женского пола и было их не сказать, что шибко много — человек сорок от силы. Я дождался пока последний из невольников встал напротив меня и скривив губы сказал:
— Сейчас я сожгу ваши рабские импланты. Будет больно. Нет не так — будет очень больно! Возможно, у кого-то закипят мозги, и он сдохнет. Но ничего не поделаешь — древо свободы надо регулярно поливать кровью мучеников, а то засохнет, сука такая…
И не дожидаясь ответной реакции от души шарахнул направленным электромагнитным ударом на максимальной мощности, рассудив, что лучше спалить мозги паре-тройке неудачников, чем не выполнить обещанное. Рабы повалились на пол как кегли и замерли без движения. Что за черт, неужели я перестарался?
— Древо свободы надо поливать кровью? — недоуменно переспросила кошка.
— Да так, слышал как-то краем уха, мне понравилось — пожал плечами я.
Алексис подошла к симпатичной рыжей невольнице и приложила пальцы к шее:
— Пульс есть, но слабый! Эндрю, я не взяла адреналин, многие могут погибнуть…
— Оставь их, — отмахнулся я, — У нас нет времени реанимировать сорок человек! Кому не повезет, тому не повезет! И кстати, где Пес со своей сестрой?
— Сказал, что здесь ее нет и убежал в карцер, — фыркнула кошка, вставая с колен, — Я так поняла, что он прямо под нами на цокольном этаже.
Я изъявил желание посетить карцер, и мы спустились вниз. Карцером оказалось длинное темное помещение, заполненное многочисленными приспособлениями для причинения боли ближнему своему. Из десятков жутковатых приспособлений я узнал только дыбу. В углу пыточной я увидел Пса, красного от натуги, который пытался какой-то железякой сломать замок на ржавой решетке, вмурованной в пол.
— Босс, помоги, — просипел одноглазый, — Мне сил не хватает.
Я поспешил к нему на помощь. Прямо в полу была сделана грубая бетонная ниша, наполненную каким-то дерьмом. Дерьмом в прямом смысле этого слова — мутная грязная водичка, наполнявшая «ванную» пахла человеческими нечистотами. Решетка что закрывала ванную, была ниже уровня воды, и сквозь нее торчала тонкая трубочка, из которой вдруг послышалось отчаянное сипение, как будто кто-то пытается дышать через коктейльную трубочку. Там был замурован человек! Ну суки! Я ухватился за короткий ломик, и мы с Псом налегли на замок.
— Это у них называется «прополоскать мозги» — прохрипел одноглазый, — Я однажды провел в этой ванной тридцать шесть часов. Тридцать шесть часов агонии, в дерьме, в борьбе за каждый глоток воздуха…
Замок наконец поддался нашим усилиям и сломался. Пес хекнув от натуги отшвырнул в сторону тяжелую решетку и немедленно запустил руки прямо в нечистоты.
— Кира я пришел за тобой! Кира… Весельчак?!
Извлеченный за волосы из ванной человек точно не мог быть Кирой. Просто потому, что был мужчиной.
— Извини, что разочаровал Пёс, но я не Кира, — прохрипел раб, отплевываясь, — Киру уже неделю как продали какому-то янки.
Из Пса как будто разом воздух выпустили — он сел рядом со спасенным рабом и застонал, ударяя себя по голове:
— Опоздал! Опоздал! Опоздал!
Я глянул на часы — с момента начала операции прошло уже двадцать минут из сорока что мы запланировали на этот налет.
— Пёс, хватит страдать херней, приди в себя! У нас нет на это времени!
— А ты что еще за хрен с горы? — поинтересовался спасенный раб, который отзывался на кличку Весельчак.
— Не важно, что я за хрен и с какой горы, — ухмыльнулся я парню, — Важно, что я собираюсь с тобой сделать!
— И что же?!
— Я прямо сейчас собираюсь сделать тебе очень больно!
Реакция у раба оказалась отменная — он сразу кинулся на меня с кулаками, но я оказался быстрее и шарахнул по нему электромагнитным импульсом. Раб прилег на пол отдохнуть, а я подмигнул кошке и весело сказал:
— Ну хоть у кого-то из этой братии остались яйца, в отличии от тех овец безвольных что остались наверху! А я уж было подумал, что зря сюда пришел.
— Ну конечно, это же Весельчак, — вздохнул Пёс, вставая на ноги, — Этот парень местная легенда, за четыре года его не смогли сломать никакие пытки, а в этом карцере он можно сказать прописался — наверху
