Снежная Золушка - Ева Никольская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По имени он меня принципиально не называл. И Белочка в списке придуманных им прозвищ казалось самым безобидным. Еще я была «его личным наказанием», «божественной карой» (что в общем-то почти одно и то же), «подмоченным подарочком» (смысл этого словосочетания я до конца не поняла, так что списала все на испорченное платье), «гусыней неповоротливой» (тут без комментариев) и «изнеженной барышней». Лучше бы просто барышней звал, без ироничных эпитетов, а еще лучше просто леди.
Особенно обидно звучало «гусыня», хотя с поворотливостью на тот момент у меня действительно было не все гладко. Зато после горячей ванны с целебными травками, которые, по словам альда, готовила местная ведунья, я снова почувствовала себя полной сил. Шило в мягком месте требовало подвигов. Спать больше не тянуло — мне до дрожи в пальцах хотелось действовать!
О чем я там рассуждала? Какое амплуа выбрать? Побуду для разнообразия собой! К бесам попытки подстроиться под кого-то, притворяясь послушной серой мышкой или благочестивой леди. И стремление шокировать, действуя наперекор, тоже к бесам! Это ведь мой шанс не только проявить себя, сделав доброе дело, но и разобраться в себе, понять, кто я есть на самом деле и чего хочу добиться в жизни. Испытание, которое надо достойно пройти. Урок, полученный от ведьмы, с ней я, кстати, непременно поквитаюсь, как только найду способ вернуться домой. Но сначала надо решить судьбу Олли, его папы и… мамы!
Да, надо… знать бы еще, куда эти лисы запропастились.
Я всерьез задумалась над тем, чтобы, забыв о приличиях, спуститься вниз и поискать лисенка с Арво, которые, судя по всему, заблудились в шкафу, пытаясь найти там сменную одежду для меня. К счастью, разгуливать в простыне по чужому дому не пришлось, потому что в комнату без стука влетел запыхавшийся Олли с целой охапкой каких-то женских вещей.
Женских, так-так… Вот и повод появился выведать что-нибудь интересненькое про его матушку.
— Скажи, а чьи это наряды? — спросила осторожно, присаживаясь на кровать рядом с маленьким альдоном, который забрался туда с ногами, сбив покрывало. Хорошо хоть тапки скинул, чудушко белобрысое!
— Мамкины, — без особого трагизма сообщил он.
— Мамкины? — пробормотала я, рассматривая вещи. Два платья простого покроя, одна белая рубашка из ситца, две пары вязаных носков и штаны, в которых я однозначно утону, если надену. Они точно его матери? Может, все-таки папа свои одолжил?
— Но ты не думай, Белла. Мама не против! — спохватился он. — Хвостом клянусь! — добавил серьезно. Его пушистая часть тела в панике заметалась, реагируя на это заявление, но малыш быстро пресек бунт, поймав хвост за кончик.
— А где она, твоя мама? Если, конечно, не секрет, — продолжила расспросы я, не забывая при этом восхищаться ее нарядами, радуя тем самым ребенка.
Не то чтобы они были прям ах — на самом деле и ткань грубовата, и из украшений лишь чуть-чуть вышивки на лифе и поясе, да и фасон странный: приталенные и чуть расклешенные от бедра. С разрезами по ногам, открывающими… в моем случае почти все, потому что и в платьях я тоже, кажется, утону. Но в простоте крылось удобство, а это очень даже достойно восхищения.
— Мамка умерла, когда я появился на свет, — вздохнул Олли, с грустью глядя на ее одежду. Без слез и без затаенной боли. Наверное, ему было проще, ведь если она погибла при родах, значит, он никогда ее не видел, не успел привязаться и полюбить… как я свою.
— Прости. — Я закусила губу, не зная, что сказать. — Моя мама тоже… умерла, — выдавила, внезапно осознав, что слова даются очень тяжело, будто при саднящем горле, хотя заболеть мне благодаря стараниям альдов не удалось. — Пять лет назад.
— Она была хорошей? — вскинул голову лисенок, впиваясь глазками в мое лицо. — Красивая, наверное… как ты, да?
— Да. — Я улыбнулась, радуясь его живому интересу. — Она была гораздо лучше и краше меня!
Странно, но за все это время, прошедшее после похорон, я так ни с кем толком и не поговорила о самой важной и самой любимой для меня женщине. Папе и без того было плохо, не хотела мучить его воспоминаниями еще больше. Слуги… они славные, правда. Но не настолько близкие, чтобы выворачивать перед ними душу. А больше ведь никого и не было. Ни братьев, ни сестер, ни друзей, которые ближе родни. Одни только знакомые и те, кто работал на нашу семью. Меня бы выслушали многие, даже пожалели, но… понять мог только Олли, который тоже потерял маму и так же, как я, по ней тосковал.
— А как ее звали? — допытывался малыш, забавно шевеля мохнатыми ушками.
— Лилианна… Лили. А твою?
— Кэйса. Она была первой красавицей Альдъера. За ней даже наш градоправитель бегал, но мамочка выбрала папу, потому что папа…
— …хороший, — закончила я за него, вспомнив нашу встречу в лесу.
— Самый лучший! — заявил мальчонка с гордостью.
— Даже не сомневаюсь, — пробормотала я, присматриваясь к зеленому платью, которое зрительно выглядело чуть поуже синего.
— Скучаешь по маме? — спросил Олли.
— Угу. Особенно ночами, — призналась я. — Даже плачу в подушку, бывает, но тсс, никому не говори. Засмеют. Я же уже взрослая девочка, мне нельзя плакать.
— Можно, если очень хочется, — со знанием дела шепнул он. — Я мужчина, мне тоже нельзя, но иногда… — Лисенок смущенно потупился и тронул меня за руку, чуть погладил плечо. Лапочка моя пушистая, до чего же ты милый! И добрый. Может, стоит Марго спасибо сказать за такое перевоспитание? Хотя нет, если прознает ведьма, что меня тут добрые альды приютили, отправит еще куда-нибудь… например, к ярнилам, которые сожрут незваную гостью и не подавятся. — Я тоже скучаю. Мама мне снится… часто. Прекрасная, как Снеженика. И всегда-всегда улыбается, только почему-то молчит, — поделился со мной Олли. — Но знаешь что…
— Что? — вскинула бровь я, ослабляя запах простыни, которую намеревалась сменить на платье.
— Это нам тут без них плохо, а им там хорошо! — заявил он убежденно.
— На небесах? — уточнила я.
— В царстве снежных духов, — ответил малыш.
Я задумалась, могут ли наши небеса, куда после смерти отправляются чистые души, быть и царством снежных духов тоже. Особых противоречий не нашла и потому кивнула.
— Обед на… — войдя в комнату, как и его сын, без стука, Арво замер на полуслове.
Пару секунд длилась немая сцена, во время которой Олли смотрел на папу, виновато прижав к голове ушки, папа — на меня, а я сидела в простыне и держала в руках чужое платье. Ойкнув, им и прикрылась.
— Олис… — прошипел Арво, переведя взгляд на притихшего отпрыска. — Я же сказал у альды Маритты одежду попросить, а не рыться в мамином сундуке.
Хм, значит, делиться вещами усопшей жены со счастливо спасенной мной папа-лис не собирался. Неловко-то как получилось! Я покосилась на платье. Следовало бы положить его обратно, но… за чем тогда прятаться от серебристо-серых глаз, которые вот-вот прожгут во мне дыру. Вернее, в платье.