Дон Кавелли и мертвый кардинал - Дэвид Конти

общении с другими клириками такая прямота была бы, мягко говоря, не слишком уместна. А посторонние люди вряд ли смогли бы оценить, насколько серьезна причина его волнений. Только Кавелли мог понять кардинала и заслуженно пользовался его доверием, поскольку находился на особом положении: как неотъемлемая и весьма значимая часть Ватикана, он в то же время совершенно не зависел от церковной иерархии и не испытывал излишнего пиетета перед духовенством.

Конечно, кардинал был старше его на несколько десятков лет, но их отношения не походили на отношения отца и сына. Нет, Донато Кавелли был, пожалуй, ему единственным настоящим другом.

С другой стороны, он и сам испытывал к Фонтана похожие чувства. Родители Кавелли скончались несколько лет назад, а за пределами Ватикана у него никогда не водилось особенно близких знакомых. Несмотря на то что он был популярен в университете среди своих студентов и хорошо ладил с другими преподавателями, настоящие дружеские отношения у него складывались достаточно редко и сложно. Его теперь все чаще называли Доном Кавелли, что, впрочем, его вовсе не обижало. Имя Донато ему никогда особо не нравилось, а «доном» могли звать не только священника. Например, на юге так уважительно обращались к особенно почтенным людям.

Иногда Кавелли чувствовал, что некоторые преподаватели принимают его за большого оригинала и взирают на него с непонятной смесью зависти и недоверия, однако это скорее представляло проблему для них, нежели для него. Его все устраивало.

Жизнь текла своим чередом до того злополучного сентябрьского дня три года назад, когда его супругу Елену Кавелли сбила машина на оживленной дороге перед памятником Виктору Эммануилу.[16] Она серьезно пострадала, и ее доставили в клинику Агостино Джемелли с сильным внутренним кровотечением, немедленно начали экстренную операцию, но спасти не сумели. Водителя БМВ, который несся по дороге на бешеной скорости, так и не нашли.

Когда полицейские сообщили ему о смерти жены, он сначала даже не почувствовал боли, лишь через два дня она накрыла его с огромной силой. Женщина, которую он любил, с которой прожил в браке шестнадцать лет и объехал полмира, уже никогда не вернется. Следующие несколько месяцев Фонтана навещал его почти каждый вечер, часто под каким-то надуманным предлогом, и подолгу беседовал с ним, помогая вновь обрести жизненную опору. Кавелли был благодарен за то, что нашелся хотя бы один человек в мире, с которым он смог разделить свою боль. А теперь этот человек мертв. Умер от жажды в израильской пустыне. Просто в голове не укладывалось.

Наступили сумерки. Он попрощался с сестрами и медленно направился в сторону своих апартаментов.

VI

В ту ночь он спал мало, беспокойно ворочаясь с боку на бок.

Издалека донесся бой церковных часов — три часа ночи. Кавелли босиком вышел на кухню, повернул кран, подождал, пока из древней трубы потечет вода, наполнил стакан и выпил. Из открытого окна открывался вид на сад, который казался голубоватым в ночном лунном свете и выглядел почти сюрреалистично. Ему не давала покоя смерть Фонтана. Его не просто терзало ощущение утраты: хоть он и не мог ничего изменить, но, по крайней мере, хотел найти для случившегося какое-то разумное объяснение. Впрочем, возможно ли это объяснить? Конечно, кардинал раз или два заговаривал о том, что когда-нибудь посетит Святую землю, чтобы своими глазами увидеть места, где жил и проповедовал Иисус, но он всегда был человеком рассудительным. Это же совершенное безумие — приехать в незнакомую пустынную местность в одиночку и без воды. Все это совершенно на него не похоже. И для чего он надел в пустыне кардинальскую мантию? Мысли ходили по кругу, и Кавелли не мог ни за что зацепиться.

В половине шестого он не выдержал: сварил себе на старой газовой плите двойной эспрессо, натянул несколько поношенный спортивный костюм и вышел из дома. До ворот Святой Анны он дошел в обычном темпе. Говорят, что в последний раз в Ватикане бегом передвигались в 1809 году, когда церковное государство захватил Наполеон. Это, конечно, некоторое преувеличение, но именно что некоторое. Кавелли поприветствовал дежурного алебардиста швейцарской гвардии, который, с трудом подавив зевок, приветливо поздоровался в ответ.

Едва миновав ворота, он перешел на бег, стараясь, по совету своего спортивного врача, держать плечи расслабленными. В прошлом году он вынужден был к нему обратиться по поводу болей в спине. Со временем боли постепенно прекратились. Возможно потому, что он стал два раза в неделю заниматься рукопашным боем ринген[17] в маленьком подвальном клубе. Кавелли с удивлением открыл для себя этот требующий полной отдачи вид спорта, почти всегда превосходящий другие боевые искусства на турнирах по смешанным единоборствам. Впрочем, занятия ли послужили причиной исцеления или что другое — теперь было уже не понять.

Он пробежал с внешней стороны колоннад Бернини, мимо площади Святого Петра, куда в этот ранний час еще не пускали посетителей, по Виа делла Кончилиационе к Тибру, где привычно увеличил темп. Летом эта часть Рима казалась просто восхитительной. Уже рассвело, но улицы оставались тихими и пустынными.

Он продолжил свой бег мимо замка Святого Ангела, свернул налево, следуя изгибу реки и, наконец, перебрался по мосту Регины Маргариты к Пьяцца дель Пололо. Дальше Кавелли пересек площадь, поднялся по лестнице в парк Вилла Боргезе и двинулся к расположенному в низине ипподрому на Пьяцца ди Сиена. Здесь он сделал круг, максимально ускорившись, прежде чем отправиться в обратный путь неспешной трусцой. Обычно утренняя пробежка освобождала голову от дурных мыслей, но не сегодня…

VII

Дом Дуга Рирдена с видом на реку Потомак был, возможно, не самым большим и, конечно, не самым красивым особняком в Джорджтауне, но, вероятно, самым безопасным, что в наше время немаловажно. В шикарном жилом районе Вашингтона проживало много высокопоставленных членов правительства, которые уже в силу своей профессии нуждались в первоклассной защите. Дуг Рирден, однако, не работал на правительство. Теперь не работал.

Несколько десятилетий назад он организовал маленькую охранную компанию. Благодаря образовавшимся связям фирма быстро поднялась до самых высоких позиций в Мэриленде, что позволило ее основателю жить более роскошно, чем он когда-либо смел надеяться. Теперь его опыт в сфере безопасности пошел на пользу ему самому.

Каждое утро ровно в семь Рирден завтракал, облаченный в костюм с галстуком. То, что компанией уже почти шесть лет управлял его зять, а сам он теперь уже не так часто выходил из дома, не давало ему повода распускаться. Semper paratus![18] Все еще.