Удар отложенной смерти - Инна Тронина

– Тем не менее, золото они вывозят, и большими партиями, – подзадорил капитана Захар. – Лично тебе не интересно узнать, как им это удаётся?

– Разумеется, интересно. – Андрей поочерёдно пожал руки своим начальникам. – Замётано. Узнаю. Разрешите идти?

– Иди. – Захар задержал в своей руке ладонь Озирского. – Иди, но смотри… Осторожнее, слышишь?..

– Есть, – выдавил Озирский.

Это было единственное обещание, которое Блад никогда не выполнял.

У Филиппа закружилась голова от унылого однообразия совхозных полей. Они простирались до горизонта по обеим сторонам дороги. Чуть погодя вдалеке показался перелесок, и сухой ветер принёс запах ручьёвских свинарников.

Из-под неглубокого снега, крепко схваченного морозом, торчала почерневшая свекольная ботва. Потом грядки кончились, и за ветровым стеклом поплыл замусоренный пустырь со странной, сероватой, с еле уловимым блеском, землёй. Филипп Готтхильф понял, что это – не до конца перемолотый человеческий прах, свозимый сюда из крематория.

Впереди, изрыгая из выхлопной трубы чёрный смог, тащился «Икарус» с надписью «Техобслуживание». Филипп пристроил свою «Волгу» за ним, с раздражением представляя, на что сейчас будет похожа белоснежная красавица. Не надо было мыть её перед поездкой – плохая примета. Но кто ж знал, что до крематория нельзя добраться по-человечески? Нашёл Валерка Кисляков местечко, нечего сказать! Впрочем, у него тоже выхода не было. Этот день оказался рабочим, а время поджимало.

Положив застывшие руки на руль, обтянутый желтоватым синтетическим мехом, Филипп пытался немного успокоиться и поразмыслить здраво. Вообще-то, в крематории не так уж худо встречаться. Для него безопаснее, меньше подозрений – мало ли кто завернёт на Шафировский проспект? За всеми не уследят…

Проклятая квадратная труба импульсами выпускала дым, казавшийся светлым на фоне чёрного звёздного неба. Филипп, у которого уже в сотый раз за день резко испортилось настроение, решил перекурить. Управляя одной рукой, другой он поспешно вытащил пачку «Винстона», зажигалку. Он был не просто заядлым курильщиком – страсть к никотину перешла у него в наркоманию. И сейчас начинали трястись руки, по позвоночнику пробегал озноб, как при ломках. Последнюю сигарету он выкурил двадцать минут назад – такой перерыв «подсевший» организм выносить уже не мог.

Но мука закончилась, и Филипп торопливо запыхтел сигаретой. Вскоре он более-менее пришёл в норму, завёл «Волгу» на парковку, поправил под дублёнкой ремень замшевой кобуры. А потом расслабился, прикрыв глаза, будто заснул. Но на самом деле Филипп не спал – он вспоминал. Вспоминал всё то, что вскоре могло ему пригодиться…

С Валерой Кисляковым Готтхильф познакомился летом уже ушедшего, восемьдесят девятого года. Обстоятельства их встречи были, мягко говоря, необычными; во всяком случае, для нормальных людей. Филипп вызвал Валерия для того, чтобы он скрытно забрал из квартиры на Московском проспекте свежий труп и кремировал его по-быстрому, пока не рассвело. Готтхильф был не первым и не последним – так часто поступали серьёзные люди, желающие «подтереть за собой».

Тогда Филипп выстрелил в затылок своему шофёру Владимиру Каневскому, пожалев его дурость и молодость. Хотя, конечно, парень заслуживал куда более страшной смерти – ведь он оказался ментовским агентом, и лишь по счастливой случайности не успел передать первое донесение.

Они с Веталем Холодаевым ехали на «БМВ» Филиппа в загородный дом «оружейного короля». Чтобы не терять времени даром, вполголоса обсуждали план переправки за кордон платины в слитках – подошло время расплачиваться за товар. Филипп хотел заменить вооружение себе и тем людям, что время от времени помогали ему, когда нельзя было справиться в одиночку.

Кроме «стволов», Веталь занимался ещё и средствами связи, и Готтхильф решил заказать ему несколько новейших моделей радиотелефонов и раций. Тогда они ещё не работали вместе, но услуги по мелочи друг другу оказывали. В частности, Филипп консультировал своих добрых знакомых по химии, фармакологии и медицине.

Уши водители были наглухо закрыты наушниками плейера, как это полагалось по инструкции. Филипп щедро платил парню. В двадцать три года тот имел по пять тысяч в месяц – для восемьдесят девятого года это была баснословная сумма. И потому ни самому хозяину, ни Веталю Холодаеву не могло присниться, что Каневский шестерит* Бладу. Тот просто физически не мог заплатить ему больше, чем Готтхильф, и потому с этой стороны удара не ждали.

Случилось так, что в лесочке, почти у самой дачи, спустила камера. Каневский прямо в наушниках вылез, чтобы её подкачать. Когда присоединял насос, неловко повернулся, и из-под куртки выпал работающий диктофон. Филипп сделал вид, что ничего не заметил – очень уж не хотелось выглядеть лохом* перед Веталем. Но по приезде на Московский проспект он приказал Каневскому добровольно сдать диктофон, иначе «быки» отберут игрушку силой, ненароком переломав ему кости…

Готтхильф и полгода спустя, сидя в машине неподалёку от крематория, вспоминал, как Каневский вздрогнул, будто от удара. Его остренькое личико с большими голубыми глазами сразу заострилось, как у мертвеца. Зная характер хозяина, Каневский решил не искушать судьбу. Он уже не мог остаться в живых, и думал только о том, как заработать лёгкую смерть.

Филипп, развалившись в кресле и закурив «Кент», открутил назад плёнку, включил воспроизведение и с интересом прослушал весь их разговор с Веталем от начала до конца.

Потом похвалил:

– Молодец! На то и техника японская… Диктофон твой?

Каневский облизнул губы. Он стоял перед Филиппом навытяжку, и его редкие усики мелко дрожали.

– Н-нет.

– Кому литеришь*? – спокойно, даже дружелюбно спросил Филипп. – Отвечай сразу, облегчишь участь.

– Б-бладу. – Каневский и не думал запираться, понимая, что в противном случае его станут пытать.

– Интересно… Я тебя при найме проверял. Знал, что ты не из ментовки. – Филипп стряхнул пепел, с интересом глядя на Каневского. По серому лицу водителя ручьями тёк пот. – Ты был ко мне заслан?

– Нет! Это случилось позже, шеф. – Каневский молил Бога лишь об одном – чтобы его убили сразу, из пистолета. Ответы отскакивали от его зубов, как горох от стены.

– Володя, – мягко, по-отечески обратился Готтхильф к ментовскому агенту, – ты что, проигрался ему? Был должен, и он потребовал в уплату пасти меня? Скажи, не бойся. Это пойдёт в смягчающие обстоятельства. Но я, конечно же, всё проверю. Ну?

– Нет, долгов у меня перед Бладом не было. – Каневский, одеревенев внутри, успокоился и перестал заикаться.

– Садись. – Готтхильф указал на кресло.

Володя подчинился, так же равнодушно глядя в окно поверх головы шефа.

– Сколько он тебе положил? – Филипп глубоко затянулся дымом уже третьей сигареты. Он пока ещё ничего не понимал. – Это первый вопрос. И второе – тебе было мало того, что я давал?