Джек. Поиск возбуждения - Антон Ульрих

Чарльз усадил шатавшегося гостя в коляску, взгромоздился на место кучера и тронулся в направлении усадьбы, в которой проживали Эмберли. И надо же было так повернуться судьбе, что мистер Эмберли, заснув под мерный стук копыт о мерзлую землю, сначала свалился набок, а затем и вовсе выпал из коляски. Юноша, не замечая потери, ехал дальше, покуда не добрался до ворот усадьбы. Только тогда он обнаружил исчезновение будущего тестя. Резво развернув коляску, Чарльз слез и, ведя под уздцы лошадей, отправился обратно, внимательно оглядывая края дороги, идущие под уклон в овраги. Наконец он увидел в большой яме темную кучу.

Мистер Эмберли тихо посапывал в грязной луже. Упав с коляски и скатившись в овраг, он разбил непрочный лед, успевший намерзнуть к вечеру, и оказался в воде. Чарльз, вздохнув, спустился в яму и вытащил спящего мистера Эмберли на дорогу, держа за шиворот, словно кошка, переносящая котят из одного места в другое. Так они оказались уже почти на самом верху оврага, как вдруг будущий тесть проснулся и, завопив что есть мочи, вскинул руки и покатился обратно в мутную грязь, увлекая за собой спасителя.

* * *

Первая встреча моей будущей матери и отца навсегда отпечаталась в их памяти. И хотя они предпочитали не упоминать о ней при посторонних, я все-таки слышал пару раз эту историю. Забавно было наблюдать, как всегда чопорные родители оживлялись, вспоминая момент, когда юный Чарльз постучал в дверь усадьбы Эмберли и как моя будущая мать, мисс Анна, открыла ему дверь.

Мисс Анна Эмберли, услышав громкий стук в дверь большого бронзового молотка, висевшего над входом, спустилась вниз и самолично открыла двери. На пороге стоял снизу доверху заляпанный грязью бледный юноша, из последних сил поддерживающий бесчувственного мистера Эмберли. Вся одежда обоих была в грязи, чрезвычайно вонючей, или, как говорила мама, резко пахнущей.

«В этот момент сэр Чарльз более походил на флибустьера, высадившегося на берег Англии в поисках легкой добычи, – вспоминала леди Анна. – Только выражение лица у него было отнюдь не пиратское».

На самом деле выражение лица юного Чарльза, увидевшего, что перед ним в дверях стоит настоящая леди, было растерянным. Он походил на ребенка, готового сей же час расплакаться. Висевший на руке, перекинутой через плечо отца, мистер Эмберли всхрапнул во сне, точно лошадь в стойле, очнулся, поглядел на застывшую в дверях Анну и тихо произнес: «Доченька». Этого вполне хватило, чтобы вывести из оцепенения маму, которая строгим голосом крикнула горничную, камердинера и приказала Чарльзу внести поклажу в дом. Мистер Эмберли был намного грязней, чем мой отец, а потому, когда его положили на кушетку и принялись стаскивать одежду, кушетка промокла, и на полу образовалась огромная мутная лужа.

«Немедленно переложите его!» – воскликнула не терпящая грязи Анна. «Куда же, мисс?» – спросила горничная. «Кладите на пол», – распорядилась Анна. И почтенный отец семейства стараниями любящей дочери был уложен на голый пол, где его и продолжили освобождать от намокшей и запачкавшейся одежды.

«А вы что же, сэр? – повернулась Анна к стоявшему поодаль и переминавшемуся с ноги на ногу Чарли. – Вы, стало быть, и есть сын почтенного Джейкоба, о котором столь часто рассказывал отец? Нот что, идемте за мной, я распоряжусь, чтобы вас почистили, дали умыться и обогрели». «Я думаю, что будет лучше, если я поеду домой», – пролепетал было Чарльз, по моя будущая мама строго на него посмотрела и, буркнув: «Об этом не может быть и речи», направилась в глубь дома.

Уже через полчаса юный Чарли плескался в ванной, установленной в отдельной комнате и наполненной горячей водой, а его платье, почищенное и постиранное, сушилось на кухне, вися рядом с платьем мирно храпящего в спальне мистера Эмберли. Отмывшись от грязи и тщательно причесавшись, мой будущий папа закутался в стеганый, чрезвычайно широкий и короткий халат главы семейства и вошел в гостиную, где его встретили заботливо разожженный камин, неизменный портвейн в графине, слегка подогретый с корицей и сахаром, и юная мисс Анна. Чарльз, учтиво поклонившись и извинившись за все те неудобства, которые он причинил своим визитом, сел в предложенное кресло подле хозяйки дома.

«Я ни в коей мере не осуждаю вас, – заявила Анна, с любопытством оглядывая юношу холодными серыми глазами. – Каждый джентльмен волен потреблять алкоголь в тех пропорциях, кои он сочтет для себя необременительными*.

Мне всегда было интересно узнать, откуда моя мама черпала такие высокопарные и надуманные фразы, которыми она предпочитала изъясняться с незнакомыми людьми. Ведь при прекрасном воспитании, полученном в детстве, она совершенно не читала книг.

«Но я не пил», – промямлил мой будущий отец, который старательно поджимал высовывающиеся из-под короткого халата голые ноги. «Это прекрасно, – заявила Анна. Даже королева Виктория не смогла бы сделать более величественный вид, чем она в тот момент. – Знайте же, что я не терплю пьющих». «Я тоже», – сказал Чарльз. «Замечательно. Думаю, мы с вами подружимся, – сказала Анна. – Почему вы никогда раньше не бывали у нас? Ваш папенька частенько наведывается в наш дом». «Я, собственно говоря, не хотел быть столь назойлив, чтобы предлагать знакомство такой очаровательной мисс, как вы», – сказал несколько осмелевший после бокала портвейна Чарли. «Отнюдь, ведь наши отцы дружат. Почему же не можем дружить и мы?»

Тут парочка замолчала, глядя друг на друга. Маленькую уютную гостиную освещал лишь ярко полыхавший камин, создавая и без того весьма интимную обстановку.

Совершенно освоившийся отец сказал: «Мисс, я бы хотел сообщить вам известие, которое касается нас с вами. Наши родители приняли за нас решение». Анна потупилась. «Какое же?» – спросила она, хотя уже наперед знала, что обсудили за полдюжиной бутылок портвейна два старых друга-соседа, один из которых имел титул и родословную, а другой – капитал. «Но прежде чем сообщить вам это известие, я бы хотел спросить вас: хотели бы вы стать моей женой?» – тихо произнес Чарльз. «Да! – воскликнула Анна и тут же поправилась: – Раз так считает нужным мой папенька, то и я не против».

На самом деле моя мать, не признаваясь даже себе самой, всегда мечтала выскочить замуж за настоящего джентльмена. Анне хотелось вращаться в аристократическом кругу, и при этом она старалась забыть свое происхождение. Будучи богатой наследницей огромного состояния, мама и мысли не допускала, что всю жизнь будет стоять на одной социальной лестнице с товарками на пристани, одной из которых была ее бабка, мать мистера Эмберли, до сих пор торговавшая рыбой с перевернутой кверху дном корзины. При одном упоминании имени родной бабки Анне чудился запах рыбы, и ее передергивало. Ни разу в жизни не видел, чтоб человек так ненавидел своих родственников, что даже не ел рыбу. Мама запретила нашему повару готовить рыбные блюда и никогда их не ела.

Через четыре месяца мои будущие родители сыграли свадьбу. К свадьбе готовились столь долго и тщательно, что окружающие было засомневались в том, что она вообще состоится. Анне непременно хотелось венчаться в Лондоне, но дед по понятным причинам настоял, чтобы свадьба проходила в Фулворте. Однако на нее были приглашены все родственники и друзья сэра Джейкоба. Мистер Эмберли, едва узнав о том, что на свадьбу его единственной дочери съедется чуть не весь высший свет Англии, выложил огромную сумму денег для проведения празднества. Бедняга не знал, что метал бисер перед свиньями. Приехавшие по приглашению деда именитые родственники числом более четырехсот лишь громко фыркали, когда сэр Джейкоб подводил старого негоцианта знакомиться с ними. Общее мнение было таково, что вовсе не мистер Эмберли празднует свадьбу, оплачивая все расходы, а наш старикан, неизменно садившийся во главе стола и первым поднимавший тосты.