Убийство как по маслу - Арина Тарелкина

Со временем мне удалось примириться и с массивными львами в холле, и с «фамильными гербами» в гостиной, и даже со златовласыми купидонами в ванной. А зеркальный потолок так и вовсе удалось полюбить. Благодаря этому чуду дизайнерской мысли ни одна ямка целлюлита не коснется моих бедер, ведь стоит только намеку на жирок появиться на теле, как к тем пятнадцати километрам, что я пробегаю каждое утро, прибавляются еще пять, а фруктовый салат на ужин заменяет вода с лимонным соком. И все – несколько дней в таком режиме, и мне снова сверху соблазнительно улыбается восхитительная женщина, жир на талии которой даже не ночевал.

Итак, меня уже больше не смущали ни массивные колонны, подпирающие балкон на линии второго этажа, ни героического вида атланты, удерживающие своды холла, ни огромная люстра, одна способная поднять всю экономику Чехии. Во всяком случае, подозреваю, производитель хрусталя вполне мог приобрести на вырученные с ее продажи деньги домик (домище) в предместьях Парижа.

Мебель в стиле Людовика XIV или пятнадцатого (я как-то в Людовиках не сильна), ковры ручной работы, стоимость которых намекает, что в их производстве как минимум Тереза Мэй участвовала, антикварный хрусталь и фарфор – со всем этим я со временем свыклась и даже приучила себя к мысли, что люблю.

Единственным, что вызывало у меня тоску и боль, лишало временами сна и покоя и заставляло вжимать голову в плечи, по-прежнему оставалась библиотека. Размером и содержанием сопоставимая, если не превосходящая, книгохранилища старинных английских замков, она наводила тоску своей ненужностью, невостребованностью, нетронутостью.

По моему глубокому убеждению, в доме книг должна кипеть жизнь, а не гулять ветер. Впрочем, мою даже легкий сквозняк не трогал. И все же всякий раз, когда я заходила туда, чтобы отыскать тот или иной кулинарный альбом, по спине бежал холодок. Я даже не могла сравнить библиотеку с кладбищем, ведь на погосте хотя бы перешептываются ветвями деревья и щебечут птицы. Ну, и цыгане ходят.

В моем же хранилище книг всегда царит мертвецкая тишина. Хотела сказать, как в морге, но и там больше жизни. В конце концов, покойников патологоанатомы навещают.

Влад читать не любил. Он, в принципе, чужое мнение не уважал и с ним никогда не считался. «Скажи, чему меня научат твои писатели?» – говаривал, бывало, он, пускаясь в пространные рассуждения о том, что большинство классических авторов своей биографией доказали, что не имеют права считаться моральными авторитетами. «Толстой этот ваш. Про семейные ценности писал, морализатор хренов, а сам жене направо и налево изменял. Попил из нее кровушки, что тот Дракула. А Достоевский?! Христианские ценности, бла-бла-бла, а сам игрок заядлый. Про Есенина с Маяковским и говорить нечего – пробы ставить негде».

Но особенно Влада возмущал Набоков. «Сама подумай. Лолита – это гимн педофилии. Сегодня за такое сажают. И правильно делают. А вы читаете, восхищаетесь, фильмы снимаете».

Кто были те таинственные «мы», я предпочитала не уточнять. И вообще не спорить – чревато.

Итак, литературу мой покойный ныне супруг не любил, но книги в доме держал. В огромном количестве. Противоречия в этом не видел. Просто раз по канонам классического дизайна в интерьере должна быть библиотека, значит, пусть будет. Самая большая и лучшая.

Я же испытывала практически физическую боль, проходя мимо этого кладбища человеческой мысли. Ладно антиквариат. Его корешков хоть когда-то касались руки людей. Тонкий нож разрезал страницы, чьи-то пальцы загибали уголки, карандаш подчеркивал строчки для запоминания. Но ведь, помимо солидных старых матрон, в нашей библиотеке полно книг-девственниц. Тех, кто так ни разу и не был раскрыт даже на первой странице. Да, конечно, время от времени представители клининговой компании вытряхивали из них пыль, бесцеремонно проходились по позолоте витиеватых букв метелкой или пылесосом, но разве это считается?

С другой стороны, что тут можно поделать? Мне не под силу изменить ситуацию – увы, я просто физически не могла уделить время каждому фолианту, ограничивалась самыми любимыми и необходимыми. К первым относились произведения Остин и Чехова, ко вторым Похлебкина и Белоцерковской.

Не могла я и избавиться от библиотеки. Сами посудите, как это сделать? Сжечь книги? Отдать в дар тем, кто в них нуждается? Покажите мне таких людей – с удовольствием посмотрю на тех, кто кушать не может, так мечтает прочесть полное собрание сочинений Ницше, Канта, Пруста и Кафки. Причем в оригинале. Да и за Достоевским с Толстым, давайте честно, очередь из желающих не выстроится. Районная библиотека попросту не вместит такое количество книг. Площадей не хватит, да и там великие произведения наверняка будут скучать в одиночестве.

Смириться и забить тоже не очень получалось. Я, конечно, задвинула мысли о проблеме на задворки сознания, но все равно, всякий раз, идя мимо книгохранилища, физически ощущаю сжимающееся в тоске сердце. Мне иногда даже слышится укоризненный шелест страниц и перешептывание скучающих без читателя героев.

Но что-то я отвлеклась. Начинала ведь с привычек, которые вторая натура. Так вот. Пожалуй, трудно найти в мире человека, который был бы их бо́льшим рабом, чем я. Несмотря на внешнюю активность, которая так привлекает моих подписчиков. Со стороны жизнь моя – фонтан ярких и непредсказуемых событий. Перелеты, путешествия, переговоры, встречи. Но за всем этим стоит до одури рутинная работа. И, поверьте, бесконечные аэропорты могут выматывать не меньше, если не больше, чем офис с восьми до пяти.

Нет, я не жалуюсь. Как и у моих поклонников, это мой собственный выбор. Но, в отличие от них, я это понимаю, признаю и получаю удовольствие, а не терзаюсь надуманными переживаниями о бесцельно проживаемых годах, не ищу гуру в сети и за ее пределами, не скачу с тренинга на тренинг в надежде обрести смысл существования. Я давно смирилась с его отсутствием и научилась находить удовольствие в простых и понятных вещах: морепродуктах, бокале белого, приятном разговоре с подругой. Кажется, это называется «быть в моменте», находиться здесь и сейчас. По мне же, банальная гармония, понимание временности бытия, быстротечности нашего на Земле существования. Жизнь слишком коротка, чтобы подвергаться меланхолии. Глупо, расточительно и нерационально тратить отпущенный нам срок на поиски несуществующего смысла.

Вместо этого куда лучше бросить в кастрюльку горсть замороженной облепихи, натереть на терке «мизинчик» имбиря, тонко покрошить яблочко, добавить ломтик лимона и пару кружков апельсина, приправить все корицей, подсластить ложкой меда (а лучше двумя), залить водой и отправить на огонь. Довести до кипения, накрыть крышкой и дать фруктам настояться минут пять-десять. За это время они отдадут свой вкус и аромат воде, превратив ее в райскую амброзию. А дальше по обстоятельствам. Если за окном бушует вьюга или льет проливной дождь, надеваем на ноги домашние сапожки или пуховые носки (совсем на крайний случай сойдут махровые), укутываемся в плюшевый плед и пьем облепиховый чай из пузатой кружки, обхватив ее озябшими пальцами. На случай, если в доме тепло, студим предварительно руки, высунув из окна или засунув на пару минут в морозилку. Шутка. А вот совет забраться с ногами на диван или, в идеале, в кресло-качалку с любимым детективом или любовным романом совсем не шуточный. Впрочем, сойдет и Макиавелли, если вы относитесь к его почитателям.