Как Бог съел что-то не то - Джудит Керр

Анна кивнула.

Вдоль стен на жестких стульях в ожидании собеседования сидели такие же беженцы, как они с мамой. Некоторые нервно, на повышенных тонах, переговаривались друг с другом. Другие читали газеты (Анна отметила одну газету с английским названием, одну – с французским, две – со швейцарским и одну на идише). Двое пожилых супругов ели булочки из бумажного пакета, а какой-то сгорбленный тощий человек одиноко стоял в углу, уставившись в пространство. В комнате периодически появлялся служащий, выкликал чье-то имя, и тот, кого вызвали, поднимался с места и шел за ним.

– У тебя должен появиться какой-то фундамент для жизни, – приговаривала мама. – То, чего у меня никогда не было. Тогда сможешь стать независимой.

Сначала мама отвергла предложение Анны найти себе работу, но потом со свойственной ей энергией бросилась на поиски подходящих учебных курсов. В том, что Анне необходимо окончить специальные курсы, мама была твердо уверена. Вот только какие именно? Идея поступить на курсы секретарей вроде бы напрашивалась. Но полная неспособность Анны освоить стенографию входила в список ее многочисленных неудач во время обучения в школе мисс Меткаф.

– Дело не в том, что это трудно. Это ужасно скучно! – жаловалась Анна.

В ответ на это мисс Меткаф снисходительно улыбалась и замечала: «Гордыня не лучшее качество!»

Мама прекрасно понимала трудности Анны со стенографией, и в конце концов, путем многочисленных расспросов дальних и близких знакомых, ей удалось разузнать о секретарских курсах, где обучали по другой системе. Вместо стенографии там учили печатать на портативных машинках, напоминавших пишущие. Это было гораздо легче, к тому же машинки можно было приспосабливать к разным языкам. Единственной проблемой была стоимость этих курсов – двадцать пять фунтов стерлингов!

– Господин и госпожа Цукерман! – вызвал служащий престарелых супругов, самозабвенно поглощавших булочки.

Они торопливо засунули недоеденные остатки обратно в пакет и последовали за служащим.

– Я считаю, что мы имеем право на помощь, – приговаривала мама. – Мы еще никогда ни о чем не просили.

Мама и сейчас не стала бы обращаться в Организацию помощи беженцам. И только опасение, что Анне придется работать без нужных навыков, как ей самой, заставило маму пойти на это. Пять с половиной дней в неделю мама проводила в полуподвальном помещении, перепечатывая и сортируя письма. Она ненавидела свою работу.

– Господин Рубинштейн!

– Господин и госпожа Берг!

Женщина, сидевшая напротив мамы, тяжело поднялась.

– Как же долго они заставляют ждать! – воскликнула она. – Еще немного – и у меня не хватило бы сил это вынести, честное слово!

– Но это лучше, чем ждать на границе, Берта, – заметил, нахмурившись, ее муж.

Он повернулся к маме и Анне:

– Моя жена стала несколько нервной. Нам пришлось нелегко. Мы уехали из Германии перед самой войной.

– Как это было ужасно! – запричитала женщина. – Нацисты все время кричали на нас, угрожали. Там был один несчастный старик… Он думал, его документы в порядке. А его стали бить – кулаками, ногами – и не пропустили. И потом закричали нам: а вы пока проваливайте. Но мы до вас доберемся! Мы вас позже прикончим!

– Берта… – муж попытался ее остановить.

– Они так и сказали: мы до вас доберемся – куда бы вы ни сбежали. Мы завоюем весь мир!

Мужчина погладил жену по руке и улыбнулся маме извиняющейся улыбкой:

– А вы когда уехали из Германии?

– В марте 1933 года, – ответила мама.

Среди беженцев считалось, что чем раньше ты покинул Германию, тем больше уважения заслуживаешь. Эмигрировать в 1933 году значило то же самое, что приплыть в Америку на «Мейфлауэре»[4]. И мама никогда не упускала возможности подчеркнуть, что они уехали именно в марте.

– Я понимаю, – отозвался мужчина.

Но на его жену сообщение мамы произвело сильное впечатление. Она испуганно взглянула на Анну:

– Вы не представляете, что сейчас там происходит.

Анна мгновенно замкнулась. Она предпочитала не думать о том, каково сейчас жить в Германии.

Следующей вызвали женщину в поношенном меховом пальто, сжимавшую свою сумочку:

– Мисс Гольдштейн!

Затем настала очередь человека в очках, в котором мама узнала одного не очень известного скрипача.

И тут пригласили маму и Анну.

– Пройдите, пожалуйста, в студенческий отдел, – сказал служащий и привел их в комнату, где за столом сидела седовласая дама, чем-то напоминавшая мисс Меткаф, но гораздо приятнее. Дама читала анкету, которую Анна заполнила перед тем, как прийти на собеседование.

– Здравствуйте, – дама жестом указала маме и Анне на стулья. – Итак, – повернулась она к Анне, – вы хотели бы стать секретарем.

– Да.

Седовласая дама снова взглянула в анкету Анны.

– У вас очень хорошие оценки за итоговые экзамены. Но вы не захотели продолжить обучение в прежней школе?

– Нет, – ответила Анна.

– Позвольте узнать, почему?

– Мне не нравилась школа. Там мало кто остается после сдачи экзаменов на аттестат… И нельзя сказать, чтобы там меня многому научили, – добавила Анна после некоторых колебаний.

Дама опять погрузилась в изучение анкеты.

– Школа для девочек Лилиан Меткаф… Я знаю эту школу. Больше видимости, чем содержания. Жаль…

Считая школьную тему закрытой, дама перешла к вопросам, связанным с секретарскими курсами. Значит, Анна хочет попробовать? Сколько времени на это понадобится? И какую работу она рассчитывает получить, окончив эти курсы? Анну так подкупила сокрушительная оценка школы мисс Меткаф, что она отвечала подробно и стеснялась гораздо меньше обычного, и через довольно короткое время дама сказала:

– Ну что же, это весьма удовлетворительно.

На мгновение Анна подумала, что все уже позади, но тут дама повернулась к маме:

– Простите, но к нам за помощью обращается очень много людей. Поэтому я обязана задать вам несколько вопросов. Как давно вы живете в стране?

– С 1935 года, – ответила мама. – Но из Германии мы уехали в марте 1933-го…

Анна столько раз слышала эти объяснения, что знала их наизусть: шесть месяцев в Швейцарии… два года во Франции… Великая депрессия… сценарий фильма… полученные средства позволили им приехать в Англию… нет, фильм так и не был снят… это не связано с тем, что папа не говорит по-английски, потому что сценарий перевели… но сейчас, конечно, писатель без языка…