Нед. Перекресток судеб - Евгений Щепетнов

— Ясно. Что-то говорили, за что я здесь?

— Кто? Стражники?

— Стражники, да. Что-то говорили о том, за что я здесь? — медленно, как для идиота, повторил Жересар.

— Ну… да. Говорили, что ты разбил челюсть троюродному брату капрала Девада, что на базаре шастает. Что напал на Брюска, избил его и ограбил.

— Понятно. Что мне грозит? Что теперь будет?

— Ну что… в рабство продадут скорее всего. Ты вон какой здоровый. В рабство — и все! Не повесят, нет. В рабство, ага.

— А здесь кого собрали? Что за люди?

— Всякие. Есть уважаемые люди — авторитетные. Есть пьяницы, которых прихватила стража за буйство в трактире, а у них не было денег оплатить разгром. Щас ждут, когда родственники выкупят. А то, мож, и отрабатывать заставят. Всякие есть.

— А как же авторитетных-то сюда загнали, — усмехнулся Жересар, — если они авторитетные? Насколько понимаю, все ваши банды платят стражникам.

— Само собой, платят. Иначе работать не дадут. А эти… вовремя не заплатили или работали не там, где им позволили работать стражники. Если кто работает в порту — не моги лезть на базар. И наоборот. Вон тот жену убил. Скорее всего, повесят — убивать можно только благородным или по суду, палачу. Вон те подрались — соседи, и на них подали жалобу. Вон тот… да какая разница? Ты кто вообще? Откуда взялся? Чего ты этого хмыря покалечил? Дай догадаюсь: они хотели тебя на деньжонки потрясти, а ты их уложил? Здоров ты, да… вот только не рассчитал. Так-то Брюск крыса еще та, я его не люблю. Так ему и надо. Но капрал Девад авторитетный, да. Он всех на базаре «строит» — там, где ему сержантом позволено «строить».

— Плевать мне на капрала и сержанта, — хмуро прогудел Жересар, — ты вот что скажи, мне человека найти надо, он должен был сюда приехать. Нед его звать. Молодой такой, лет двадцать.

— Ты чудак, — хихикнул парень, — ты хоть представляешь, сколько людей приезжает в этот город? И сколько здесь живет? В порту не протолкнешься от приезжих!

— А чего так много приезжих? — поинтересовался Жересар. — Всегда так было?

— Всегда. Большой порт, да. И металл везут из Винурга — все через Шусард, и золотишко мыть стали на западе, и вообще — людей много приезжает, город растет.

— Здесь кормят?

— Есть захотел? Кормят. Один раз в день. Вечером. И воды дают. Ежели в сортир — вон туда, там канава в полу. Удобства тут никакого, но и долго обычно не задерживаются. Завтра к обеду будешь болтаться в петле или звенеть цепями. Девад злой на тебя шибко.

— И что, все на самом деле решат, что приезжий набросился на банду Брюска и ограбил их? — криво усмехнулся Жересар. — Неужели настолько продажный судья?

— Да ему плевать на нас, — хихикнул собеседник. — Ты что думаешь, кто-то будет разбираться? Есть показания капрала и его двух-трех помощников. Не верить им основания нет. Почитает судья их писульки — и все, шагай к палачу! Закуют в цепи и отправят на рынок, туда, где торгуют рабами! И вечером будешь или на гребной карюге, или еще где-нибудь — кто купит, у того и будешь, в общем. Не знаешь, как это делается? С луны упал?

— Честно сказать, никогда не задумывался, как тут все происходит. Меня это дело не касалось. Военный суд — это знаю, а вот гражданский — никогда не имел дела.

— А! Ясно! Вояка бывший, да? Вон откуда ты такой здоровый-то. В лесорубы скорее всего купят, будешь на цепи лес рубить. Убежать-то не дадут, не надейся. Лучники сажают стрелу прямо в затылок, так что не балуй.

— Все, шагай отсюда, я спать буду, — опустошенно сказал Жересар и закрыл глаза.

— Можешь не проснуться, — серьезно предупредил парень. — Ты уважаемого человека покалечил и его людей. Теперь сиди да оглядывайся.

Лекарь промолчал, а парень поднялся с охапки соломы и пошел дальше, туда, где расположилась основная масса людей. Они сидели, лежали небольшими группками и по одному, а когда парень подошел, дали ему место, и он начал что-то говорить — видимо, рассказывал, о чем беседовал с новичком.

Жересар проводил его взглядом, потом закрыл глаза — видеть то, что он видел сейчас, совсем даже не хотелось, и у лекаря на душе было гадко и тоскливо. Попасть в темницу вместе с ворами, пьяницами, убийцами и другими ублюдками всех мастей и статей — великолепное завершение лекарской карьеры в Корпусе морской пехоты. А еще хуже было бы остаться тут, в этой темнице, с отрезанной башкой. Если продырявят — это ерунда, хуже дырявили, и выжил, спасибо демону. А вот если башку отрежут — здесь уже без вариантов, покойник. Да будь что будет!

Жересар вытянулся вдоль стены, подложив под себя солому, и закрыл глаза, впадая то ли в сон, то ли в какой-то ступор, транс — чего с ним никогда не было. Ему опять стало казаться, что он поднимается над своим телом и взлетает вверх, к крыше — бесплотный и свободный, как утренний ветер с моря.

Посмотрел на себя сверху — грязный, в синяках, лицо с пробившейся седой бородой окровавлено, на правой щеке засохшие рубцы, как будто сюда кто-то ткнул копьем или кинжалом.

«Может, и ткнули, свободное дело! — подумал лекарь. — Лихо махали копьишками-то! Суки! В первый ряд бы их, да чтобы налетела лавина исфирцев, закованных в сталь! Небось сразу забыли бы о поборах на рынке и наложили в штаны, подонки!»

Жересар пожелал оказаться над группой «товарищей по несчастью», среди которых он увидел побитых им негодяев. Те все были живы, хотя и не очень здоровы — с разбитыми лицами, перекосившиеся, как старый дом, они не были похожи на ученых или лекарей, а больше всего напоминали побитых бандитов, собиравшихся затеять заговор против своего обидчика. Потому следовало послушать, о чем супостаты говорят, — если получится, конечно.

А говорили они о том, что, как только все затихнет, все уснут, надо подойти и воткнуть в глаз этой твари нож. Под «тварью», надо понимать, они имели в виду Жересара, на которого заговорщики бросали огненные взгляды.

Жересар повисел над ними несколько минут, и когда ему надоело перечисление кар, которые должны пасть на голову нечестивца, посмевшего обидеть таких уважаемых людей, отплыл в сторону и стал подниматься вверх, сквозь кирпичное перекрытие.

Душа Жересара пронизывала толщу обожженных кирпичей, как ветер проходит сквозь открытое окно. Ни малейших затруднений, ни каких-то неприятных ощущений — вот только что он был в темнице и уже стоит в большом пустом зале, в окна которого заглядывает низкое вечернее солнце. «Что, уже день прошел?! Ну и ну…»

Жересар немного полетал по судебному залу, потом вылетел наружу, на улицу, повис над головами прохожих, спешащих по своим делам.

Решив полетать по городу, лекарь начал движение, но, отлетев шагов на сто, вдруг остановился как вкопанный, будто кто-то держал его на привязи. Догадался: видимо, это предел того расстояния, на которое он может удаляться от своего тела. Немного подосадовал, потом выругал себя — как можно было оставлять тело без присмотра? А вдруг за это время его прирежут?! Рванул назад и через мгновение уже завис над телом — и вовремя. Тот, кому поручили прирезать лекаря, осторожно, стараясь на шуметь и не спугнуть жертву, подходил к распростертому на полу телу Жересара, и совсем не для того, чтобы узнать у него методы лечения вывиха плечевого сустава. Скорее всего, он хотел сделать аккуратный хирургический разрез на шее чужака, чтобы выпустить из него дурную кровь.