Избранное - Иван Буковчан

отобрали… Колбаски, ливерную колбасу, кровяную… Ай-ай-ай, сегодня продукты не так-то легко достать… (Возмущенно.) А сейчас все это жрут немцы! Надо протестовать, пани Бабьякова, непременно протестовать!.. (От волнения он икает еще сильнее.) Пардон, пардон…

Б р о д я г а (ворчит). Заткните нос… или уберите его куда-нибудь подальше…

Все удивленно оборачиваются, как будто только сейчас увидели невысокого молодого мужчину, заросшего щетиной, с зажатой во рту папиросой. На нем поношенное полупальто, старый серый свитер и грязные солдатские ботинки. Он выглядит уставшим, неряшливым и производит впечатление бродяги.

Ш у с т е к. Извините… (Холодно.) Что это вы на меня так?… Я вас не знаю…

П о в и т у х а (пристально глядя на мужчину.) Вы тоже не из нашего города…

Б р о д я г а. Я?

П о в и т у х а. Да.

Б р о д я г а. Нет.

П о в и т у х а. Так откуда же? Кто вы?..

Б р о д я г а (молчит, затем медленно выпускает дым). Никто.

Повитуха хочет сказать ему что-то, но не успевает. Наверху раздается топот, крики, отчаянно звонит колокольчик… Кого-то вталкивают в дверь, но человек этот сопротивляется, колотит в дверь руками и ногами, кричит: «Откройте!.. Откройте!.. Это ошибка! Меня знает сам пан Северини…» Но тут раздается тупой удар прикладом… и человек летит вниз по лестнице.

Явление четвертое

Те же и  У г р и к.

Упавший человек неподвижно лежит на полу.

П о в и т у х а. Боже мой. Угрик! (Подбегает к нему и пытается помочь ему подняться.) Самко!.. Ты цел?

У г р и к (потрясенный, бормочет). Это… это знаете… Именно меня… Пан Северини… Он не позволит!.. (С трудом ковыляет к креслу.) В этом городе каждый знает, кто такой пан Северини… Ой, как больно!..

Ш у с т е к. Покажите-ка ногу. (Он наклоняется над Угриком, ощупывает ногу, тот стонет от боли.) Либо вывих, либо треснула кость. Нужен рентген!

У г р и к (улыбаясь). Рентген?

П о в и т у х а. Ну-ка разрешите, пан доктор. (Она вежливо отстраняет его.) А ну, Самко, разуйся. (Пока тот снимает правый ботинок, она говорит Шустеку.) Хорошо еще, что он не повредил руки! Самуэл Угрик — лучший парикмахер в городе!…

У г р и к (обрадованный похвалой, оживляется и говорит, обращаясь к Шустеку). Мои постоянные клиенты — из самых богатых домов… Вот, например, пан Северини.

Между тем повитуха наклоняется и ощупывает поврежденную ногу.

(Улыбаясь сквозь боль, продолжает.) Придет ко мне, развалится в кресле… зажмурит глаза… Я начну его брить, а он от блаженства мурлычет, как кот… и похваливает: «Ну и Угрик, ну и разбойник… У тебя бритва словно дуновение ветерка… словно крыло ангела!»

П о в и т у х а (крепко сжав его ногу). Ну-ка, держись крепче…

У г р и к (с удовольствием повторяет). Крыло ангела… Да, пан Северини — это личность… тонкая душа… поэтическая натура… Он и с министрами знается! (Вскрикивает от боли.) Ой!

П о в и т у х а (встает). Вот и все в порядке. Сделай-ка несколько шагов!

У г р и к (осторожно ступает, бормоча). Нет… нет… он меня в этой дыре не оставит!.. (Удивленно останавливается.) А ведь я могу ходить!

П о в и т у х а. Конечно! (Деловито.) Сделаешь мне за это шестимесячную, и мы квиты.

У г р и к. Хорошо, но… (Внезапно поняв, что оказался в убытке.) Я ведь мог бы пойти на рентген! И меня обязаны были бы выпустить отсюда!..

В это время раздается знакомый звон колокольчика, хлопает дверь; испуганный женский голос кричит в темноте: «Скажите им что-нибудь, ради бога!» И мужской голос не спеша, с расстановкой отвечает: «Все выяснится… милостивая пани… не извольте волноваться!» Потом слышатся осторожные шаги по лестнице и скрип ступенек.

Явление пятое

Те же, а п т е к а р ш а  и  Т о м к о.

В подвал спускаются двое: увядающая женщина средних лет в лисьей жакетке и небольшого роста пожилой мужчина в очках, в темном старомодном зимнем пальто.

П о в и т у х а. Целую ручки, милостивая пани!

Ф а н к а. Добрый вечер, пан учитель!

Т о м к о (обращаясь ко всем). Добрый вечер вам… добрый вечер! (В удивлении останавливается перед Шустеком.) А что вы здесь делаете, пан доктор?

Ш у с т е к. Добрый вечер. Был в гостях у родственников. (Беспомощно разводит руками.) Просто не повезло!

Т о м к о (всем, ободряюще). Ну что ж… Немного тут посидим, зато в другой раз будем чаще посматривать на часы!

О н д р е й (мимоходом). И… на очки, пан учитель.

Т о м к о. Какие очки?

О н д р е й. Да ваши. Они разбиты… (Напряженно.) С вами что-нибудь случилось, пан учитель?

Т о м к о (снимает очки). Ах да, и в самом деле… (Явно колеблется.) Одно стекло действительно разбито, а я и не заметил.

О н д р е й. Они что… упали?

Т о м к о. На улице такая темень… (Не очень убедительно.) Да, упали, я споткнулся.

П о в и т у х а (нетерпеливо). Пан учитель, скажите, что происходит? Скажите, за что нас посадили?

Т о м к о (снова спокойно и уверенно). Сегодня вечером решили провести… более строгий контроль, посмотреть, как граждане выполняют приказ коменданта. (Словно убеждая и самого себя.) Вот и все, я думаю, не стоит беспокоиться. Ведь если бы что-либо серьезное, то нас посадили бы в тюрьму, а не сюда!

У г р и к (напоминая). Вы изволили забыть, что и во время восстания арестованных сажали именно сюда, в этот подвал. Здесь сидели наши собственные немцы… потом гардисты и коллаборационисты…

О н д р е й. А теперь тут сидим мы.

А п т е к а р ш а. Но почему же… почему?! (Нервно.) Я ждала телефонного разговора с мужем… Наконец мне сказали, что связь прервана… Я вышла с почты, и меня…

Т о м к о (вежливо прерывает). Милостивая пани, за это недоразумение немцы должны извиниться перед вами!

Б р о д я г а. Совершенно верно. Они преподнесут вам розы и со слезами будут просить прощения.

А п т е к а р ш а (после паузы, холодно). Я не припоминаю, чтобы я вас о чем-либо спрашивала.

Т о м к о (настороженно). Этого человека вообще… (Обращаясь к Бабьяковой.) Кто он такой?

П о в и т у х а (учителю). Пан Никто. (Бормочет вполголоса.) Какой-то бродяга… (С любопытством обращаясь к аптекарше.) А пан аптекарь пока не подает никаких вестей?

А п т е к а р ш а. Вот уже два месяца… два месяца я ничего не знаю о нем… (С внезапным раздражением.) Почему вы не погасите эти свечи?! Здесь где-то есть выключатель. У Петрашей и сюда было проведено электричество.

Фанка начинает искать в заставленном вещами подвале выключатель.

(Обращаясь к Томко.) Бедняги… Наверху пять пустых комнат, а все вещи покрываются плесенью здесь, в подвале…

П о в и т у х а. Ваша правда, милостивая пани. А когда будет аукцион?

А п т е к а р ш а. Вы спрашиваете меня?.. Я никогда не покупаю старых вещей, тем более конфискованных!

Фанка находит выключатель, поворачивает его, и тусклый свет освещает запыленное богатство петрашевского дома. Подвал выглядит теперь совсем другим, менее страшным, но теперь он напоминает склад. Ондрей гасит свечки.

Ф а н к а. Посмотри, какие красивые…

Она показывает на старинные часы, причем случайно задевает какой-то рычажок, и часы начинают играть. В подвале звучит нежная мелодия «Тихая ночь, святая ночь…» Старик зачарованно слушает.

П о в и т у х а (снует по подвалу, ощупывает вещи, как бы оценивая их). Аукцион… (Угрику.) Я слышала, что он