Каширская старина - Дмитрий Васильевич Аверкиев

Иванова дни недели за две, на Елисея на пророка* молебствовали. Вот еще когда дождю идти бы. И выходит, они тучу задерживали.

   Живуля. Чего, государь, не знаю, о том молчу. А уж это своими глазами видел...

   Парфен. Мне кому ж верить: глазам ли твоим, аль уму своему прикажешь? И глаза-те у тебя обманные.

   Живуля. Где ж у меня глаза обманные?

   Парфен. А во лбу -- вот где! Аль не обманные, скажешь? Да ты какого роду -- ответь: подьячего ведь?

   Живуля. Нечего греха, государь, таить: подьячего.

   Парфен. Как же глаза у тебя не обманные? Вы на что, подьячие, созданы? На обман. И глаза, и язык, и все у вас обманное.

   Живуля. Порочишь, государь...

   Парфен. Ты теперь сюда зачем пришел? С праздником меня поздравить? Аль я тебя в гости звал? Нету. Для обмана же пришел. Ты стоишь теперь и думаешь: с кем бы еще мне Парфена Семеныча поссорить? Потому -- корысть тебе. Станешь таскать от меня мучицы-крупицы, овсеца ли. И алтын перепадет.

   Живуля. Эх, Парфен Семеныч, государь мой милостивый! Эдак ты подьячих честишь, а напрасно бы, государь, право напрасно. Свет без подьячих когда стоять будет ли? Николи. Нужен он человек, подьячий-то, и всегда таков будет.

   Парфен. На что нужен? На обман же.

   Живуля. А тем нужен -- без него обойтись невозможно. Люди-те,-- ответь, государь,-- людьми ж будут?

   Парфен. А то чем же? Не все к черту в кумовья пойдут, как ты же.

   Живуля (с жаром). Нет, государь, ты выговорить, мне дай. Вот что скажу: Гог и Магог придут*, и в те поры без подьячих не обойдется. Только, может, под конец мира нам почет иной будет.

   Парфен. Тебе честь делают, с тобой разговор ведут,-- ты с чего же отвечать вздумал? Твое дело -- молчок. Разве спросят, тогда ответь. Кто тут всех выше? Я всех выше. Значит, я разговор вести стану, а вы все молчи.

   Живуля (себе под нос). Воткни метлу средь пустого поля, и метла велика стоит.

   Парфен. Ты что сквозь зубы цедишь?

   Живуля. Раздумался, государь: что сынок твой позамешкался? Бородавку что не ведет? А и трудно ее, бородавку-т, с места сдвинуть: где сядет, ничем не сведешь.

   Парфен. Ты про кого толкуешь?

   Живуля. А про Василия Парфеныча, про твоего, государь, про сынка.

   Парфен. Какого еще сынка нашел? Я, родитель, сыном его величаю, ты как же сынком назвать посмел?

   Живуля. Прости, государь, обмолвился.

   Парфен. Ты еще сынишком его назвал бы.

   Живуля. В чем виноват, государь, каюсь.

   Парфен. Ты о том, чертов кум, кто мой сын, подумал ли? Царский сокольник ведь. Ему на побывку ко мне ехать, царь его конем жаловал. Слышь ты, конем. Да и все-то вы, сколько вас тут ни есть, Васильева мизинного перста не стоите. (Грозясь.) Вот подождите у меня: придет он, всех вас челом ему бить заставлю.

   Абрам. Всех-то не много ли будет? Не обочтись, Парфен Семеныч.

   Парфен. Уж ты мне, Абрамка! Опять заговорил. Гляди: первый у него в ногах ползать будешь.

   Абрам. Ох, не обочтись, говорю.

   Парфен. Ему не хочешь,-- коню кланяться заставлю. Велю сюда Васильева коня привести, а ты ему в ноги.

   Абрам. Себе еще кланяться не заставишь ли?

   Парфен. Ты споришь еще? Люди, эй!

   Абрам (встал с места, стал насупротив Парфена и сильно кулаком по столу стукнул). Эй, Парфен Семеныч, не дури! Ты меня знаешь: ни пред кем еще я по таким делам без сдачи не оставался.

   Парфен (точно опьянел, падает головой на стол и пьяным голосом). Ох, разбойник, разбойник! (Абрам отходит от стола; Живуля к нему сзади подбегает.)

   Живуля. Всегда вот этак же. Надо мной уродует, а увидит: не под силу ему человек, будто пьяный сделается. Эх ты, притвореник старый! (Украдкой грозит Парфену; Абрам отворачивается от него; за сценой шаги; подьячий испуганно.) Ай, не Бородавку ль ведет?

   Абрам. А тебе не по вкусу?

   Живуля. Я ж тебя хвалил, а ты!.. (Прислушивается.) Ай, ведут!

   Абрам. Иван Силыч не шел долго,-- уж не твои ль тут зацепки были?

   Живуля (с неудовольствием отходя от него). Чтой-то ты уж больно догадлив!

ЯВЛЕНИЕ XI

Те же; Василий, Иван; в конце, на минуту, Пелепёлиха.

   Василий (в дверях пропускает Ивана вперед себя, и затем спешит к отцу; наклонившись над отцом). Батюшка, Иван Силыч пожаловать изволил.

   Парфен (подымая голову). Ай да Василий, на все молодец! (Спешно встает из-за стола, гостю навстречу.) Милости, Иван Силыч, прошу. Пожаловал,-- спасибо тебе великое.

   Иван. Не велика, слышь, милость. А паренек твой ладен -- в нем сила: уговорил ведь.

   Парфен. А все ж спасибо, и меня во всем прошлом прости. (Низко кланяется, дотрагиваясь пальцем до земли.) Теперь, как след, по-христиански, три раза поцелуемся.

   Иван. И меня, в чем грешен, прости. (Кланяется; потом трижды целуются.)

   Живуля (во время целованья, про себя, со вздохом). Охо-хо-хо! На мир пошло. Глядеть-то тошнёхонько.

   Парфен (немного отступя, смотрит на Ивана). Давно, Иван, с тобой не виделись.

   Иван. Года с три, Парфен, будет.

   Парфен. И постарел же ты, Иван.

   Иван. И ты, Парфен, не помолодел же.

   Парфен. То-то! А из-за чего дело все вышло!..

   Иван. Из-за кобылы сивой. Кобылы моей, слышь, тебе захотелось.

   Парфен. Дело-т теперь прошлое, признайся, Иван, ты всему виной: горд очень, уважить меня не захотел.

   Иван. Я виноват, я. Тем виноват, пословки старой не помнил. Давно сказано: не сели села близ княжа села. А еще и так молвить можно: не ставь двора близ двора насильникова. Не он, приспешники разорят. Запамятовал. И в том, Парфен, вина моя; виноват я.

   Парфен. Ишь, гордость, Иван, в тебе какая! Я к тебе с поклоном, а ты меня ж насильником назвал.

   Живуля (про себя, руки потирает). Старый сор перетряхивать стали,--