Некроскоп - Брайан Ламли

Внутри главного здания когда-то огромный центральный зал был теперь разделен звуконепроницаемыми перегородками на достаточно большие комнаты, освещаемые рядом ламп дневного света, тянувшихся под высоким потолком и включавшихся одновременно из коридора. Двери всех комнат были закрыты на замок, и каждая из них была снабжена маленьким зарешеченным окошечком, закрывающимся изнутри, а кроме того красными лампочками, мигание которых означало “Вход воспрещен — не беспокоить” Одна из таких лампочек в центре коридора с левой стороны мигала и сейчас. Высокий оперативник КГБ с жесткими чертами лица, прислонившись к стене возле двери с мигающей лампочкой, сжимал в руках автомат. В эту минуту он, казалось, расслабился, но в любой момент готов был собраться, словно пружина, и перейти к действиям. Чуть только послышится звук открываемой двери или перестанет мигать лампочка — он мгновенно выпрямится и встанет словно фонарный столб. Хотя никто из находившихся в тот момент в комнате не был его непосредственным начальником, один из ее обитателей обладал не меньшей властью, чем кто-либо из высших чинов КГБ, — это был, возможно, один из десяти наиболее могущественных людей в России.

Кроме него еще несколько человек находились в комнате за этой дверью. Точнее, там были две смежные комнаты, соединенные внутренней дверью. В меньшей комнате сидели в креслах трое мужчин. Они курили, не отрывая глаз от перегородки, центральная часть которой от пола до потолка представляла собой прозрачный с одной стороны экран для наблюдения. Пол был покрыт ковром; на небольшое столике на колесиках возле кресел стояли пепельница, стаканы и бутылка высокосортного коньяка. Тишину нарушало лишь дыхание этих троих да слабый шум работающего кондиционера. Мягкий свет, льющийся с потолка, успокаивающе действовал на глаза.

Человеку, сидевшему в центре, было около шестидесяти пяти лет, двое других, сидевшие слева и справа от него, были лет на пятнадцать моложе. Каждый из этих двоих считал другого своим соперником. Тот, что постарше, об этом знал — больше того, им так и было задумано. Только это, по его мнению, обеспечит выживание наиболее сильного и способного; только один из них уцелеет, чтобы занять его место, когда неизбежно придет этот день. К тому времени другой уже будет устранен — возможно, политическими методами, но, скорее всего, каким-либо иным, более хитрым путем. Так что предстоящие годы станут для них испытательным сроком. Да, выживает сильнейший.

У старшего волосы были абсолютно седыми на висках, но при этом широкая прядь черных как смоль волос шла посередине головы, зачесанная от покрытого морщинами лба назад. Потягивая маленькими глотками коньяк, он сделал движение сигаретой. Тот, что сидел слева, пододвинул пепельницу, в которую попала лишь половина раскаленного пепла; другая упала на ковер, который почти мгновенно начал тлеть, и едкий дымок пополз вверх. Сидевшие по бокам не двигались, игнорируя загорание. Они знали, что старший ненавидит любую суету и суматоху. Наконец босс потянул носом воздух и глянул вниз из-под густых черных бровей, затем придавил тлеющее место ботинком и тер его, пока не потушил окончательно.

По другую сторону прозрачного экрана шли приготовления иного рода. На Западе это назвали бы “психологической самоподготовкой”. Метод был очень прост, даже чересчур прост, если учитывать то, что должно было вскоре произойти: человек, находившийся там, очищал себя. Он разделся догола и, принял ванну, долго и тщательно намыливая и растирая щеткой каждый сантиметр своего тела. Затем он побрился, сняв абсолютно все волосы с тела, за исключением коротко остриженных волос на голове. Он сходил в туалет до и после принятия ванны, причем во втором случае особенно позаботился о чистоте соответствующих частей тела, вымыв их горячей водой и насухо вытерев полотенцем. После этого, все еще оставаясь обнаженным, он отдохнул.

Его метод отдыха всякому непосвященному мог показаться в высшей степени жутким, но он был одной из составляющих процесса подготовки. Человек сел рядом с другим обитателем комнаты, лежавшим на наклонном столе или каталке с рифленой алюминиевой поверхностью, положил согнутые руки на его живот и опустил на них голову. Затем он закрыл глаза и, казалось, уснул минут на пятнадцать. Во всем этом не было абсолютно никакой эротики и даже отдаленного намека на гомосексуализм. Человек на каталке также был обнажен; он был гораздо старше первого, с дряблым телом, морщинистый и лысый, если не считать полоски седых волос на висках. К тому же он был мертв; но даже в смерти его мертвенно-бледное отечное лицо, тонкие губы и густые седые, сходящиеся у переносицы брови несли на себе отпечаток жестокости.

Трое по другую сторону экрана внимательно следили за происходящим. При этом “исполнитель” производил все манипуляции, полностью отрешившись от всего и ничем внешне не проявляя своей осведомленности об их присутствии. Он просто совершенно “забыл” об их существовании — его работа была слишком всепоглощающей и важной, не допускающей никакого вмешательства извне.

Но вот он пошевелился, поднял голову, пару раз моргнул и медленно встал. Теперь все было в порядке — можно было начинать исследование.

Трое наблюдателей, непроизвольно сдерживая дыхание, наклонились вперед в своих креслах, сосредоточив все внимание на обнаженном мужчине. Казалось, они боялись что-то нарушить, несмотря на то что их наблюдательный пункт был абсолютно изолирован и непроницаем.

Теперь обнаженный человек развернул каталку с трупом таким образом, что ее нижний край, за который слегка выступали холодные, безжизненные ступни, образуя букву “V”, навис над краем ванны. Он подтянул второй, более традиционного вида столик на колесиках и открыл лежавший на нем кожаный чемоданчик, в котором находились хирургические инструменты — острые как бритва скальпели, ножницы, пилы.

На наблюдательном пункте человек, сидевший в центре, зловеще улыбнулся, однако его мрачную улыбку не заметили сидевшие рядом, поскольку именно в этот момент они с облегчением слегка откинулись в своих креслах, с удовлетворением решив, что им предстоит увидеть всего лишь не совсем обычное вскрытие. Их босс с трудом сдерживал смех, рвавшийся из его груди, омерзительная радость переполняла его, вызывая дрожь в теле, когда он представлял себе, какой шок их ждет. Он все это уже видел раньше, а они еще нет. Предстоящая процедура тоже послужит своего рода испытанием на прочность.

Теперь обнаженный мужчина достал длинный хромированный стержень, один конец которого был острым, как игла, а другой заключен в деревянную рукоятку. Он склонился над трупом, упер острый конец стержня в то место, где на вздутом животе виднелся пупок, и всей своей тяжестью надавил на рукоятку. Стержень воткнулся в мертвое тело, и из раздутого кишечника начал выходить газ, скопившийся там за четыре дня, прошедших с момента смерти, с шипением вырываясь прямо в лицо обнаженному человеку.

— Звук! — резко бросил сидевший в центре наблюдатель, заставив тех, кто был рядом, выпрямиться в креслах. Его голос был настолько хриплым, что, скорее, напоминал какое-то гортанное бульканье, а он тем временем продолжал:

— Быстро! Я хочу послушать, — и указал толстым коротким пальцем на динамик, висевший на стене.