Пастернак в жизни - Анна Сергеева-Клятис

* * *

Какая еврейка! Какая мать! И я вспомнил свою… Святые еврейские матери! Сколько горя и скорби, сколько слез выплакали глаза ваши. Сколько тревожных и бессонных ночей провели вы над колыбелью детей ваших. В непреходящих заботах и терзаниях дни и ночи вашей жизни до гроба. Вы какие-то поистине особенные: ваш мозг и сердце, ваши помыслы, волю и душу – все самозабвенно до пепла сожгли вы в любви к ним. До времени состарились вы. Воистину, вы свято исполнили завет Божий – ибо нет вам равных в материнской любви!..

(Пастернак Л.О. Рембрандт и еврейство в его творчестве // Пастернак Л.О. Записки об искусстве. Переписка. С. 70)

* * *

Не помню только, как я очутился в одном из пустых номеров гостиницы, где, видимо, мать упрятала нас, детей своих, от расправы дикой, звериной толпы. Когда толпа эта поравнялась с нашим домом, мать моя, – вообще худая, слабая с виду женщина – раскрыла окно нижнего этажа, выходившего на улицу, выпрыгнула из него и бросилась на колени перед этой озверелой толпой, умоляя со слезами в глазах – пощадить ее детей!.. Это совсем неожиданное зрелище умоляющей за детей своих женщины так воздействовало на толпу, что «заправилы» скомандовали – «ребята, дальше!..» – Так мама спасла нас своим материнским бесстрашием и героизмом…

(Пастернак Л.О. Первый погром в Одессе // Пастернак Л.О. Записки об искусстве. Переписка. С. 156)

* * *

Ах, гордые жреческие отпрыски Абарбанела…[12]

(Л.О. Пастернак – Б.Л. Пастернаку, начало декабря 1924 г. // Пастернак Б.Л. Пожизненная привязанность: переписка с О.М. Фрейденберг. С. 122)

* * *

Мои родители – в действительности, думаю, и вся наша семья – верили в Бога. По происхождению они евреи, но никогда не исповедовали иудаизм. С другой стороны, они были слишком честными и не хотели отягощать свою совесть никакой расчетливостью, тогда как переход в христианство предоставлял гражданам России многие преимущества.

(Пастернак Ж.Л. Хождение по канату: мемуарная и философская проза, стихи. М., 2010. С. 87)

* * *

Я не был связан с традиционной еврейской обрядностью, но, глубоко веря в Бога, никогда не позволил бы себе и думать о крещении в корыстных целях.

(Пастернак Л.О. Заявление на должность преподавателя Училища живописи, ваяния и зодчества // Пастернак Е.Б. Борис Пастернак: материалы для биографии. С. 28–29)

* * *

И один из сынов этого поколения, поколения духовно крещенных, ныне пришел к нам. Это известный художник, назвавшийся, может быть, впервые в своей жизни подлинным еврейским именем: Авраам Лейб[13]бен Йосеф Пастернак. Художник от Б-га, мастер своего дела, портретист, яркий, единственный в своем роде, человек искусства, тонкий умелец, с точным взглядом, быстро работающий, легко и свободно владеющий красками, знающий их свойства, в совершенстве овладевший техникой живописи, сохраняющий верность избранному пути, всегда передовой, верный самому себе, постоянно идущий вперед и вместе с тем очаровательный человек с живым темпераментом, широкой эрудицией, деликатный по характеру, динамичный и ловкий, жизнерадостный, неутомимый экспериментатор, открытый, милый в общении с людьми, любимый и уважаемый коллегами и учениками – вот такой он, художник и человек Пастернак. <…>

И так трудился Пастернак, непрерывно служа искусству, вместе с целым поколением русских людей непрерывно в течение 40 лет. Из отцовского дома в Одессе вышел еврейский мальчик, бедный, тощий, не имевший ничего, кроме чувства духовного превосходства и сильной воли – наследия своих предков. И он стал одним из создателей русского искусства и одним из распространителей его ценностей. А что он сделал за все это время для своего народа? Ничего или почти ничего. Кроме небрежно и между делом написанной небольшой картинки, правда, милой – «Музыканты», еще – «Старый еврей»[14]. Есть у него несколько набросков каких-то, возможно, сионистских собраний. И это все в течение жизни целого поколения! Полных 40 лет! У меня нет намерения преувеличивать. Я знаю, Пастернак не из «великих светочей», новых миров не открывал и морей в пустыне не находил. <…> Но одно я знаю точно: что люди его типа, его уровня и энергии, люди традиционной культуры – они, именно они, основа каждой нации; нет народа, который бы сложился и существовал без них. Люди такого типа, сохраняющие верность культурному наследию, вносят свой посильный вклад в него.

(Бялик Х.Н. А.Л. Пастернак // Бялик Х.Н. Собрание сочинений. Тель-Авив, 1939. С. 256, 261[15])

* * *

…Не оправдываться хочу я, не жаловаться на незаслуженную кару – нет, я повинен, знаю, но вина здесь не во мне, а вне меня, в вас, в русском еврействе моего поколения, которому до сих пор было (и еще долго будет) чуждо мое искусство – искусство, с которым в душе я появился на свет Божий. Вспомните время и тенденции еврейского интеллигентного общества в русских центрах, к одному из которых принадлежал и я. Вы не правы: я не «вернулся», ибо я не уходил, а всегда был с вами. Только вы меня не видели, не искали. А когда захотели увидеть… вспомните день нашей встречи, вы (это не лично о Вас я думаю, а об интересующемся нашим искусством еврействе) – вы увидали меня. <…>

Я вырос, конечно, в русской обстановке, получил русское воспитание, развивался под влиянием тенденций русских восьмидесятых годов, то есть тенденций ассимиляции, и в долге служения русскому народу. И этому долгу отдал всю свою жизнь – то в качестве обучающего молодое русское поколение художников, то в качестве художника-творца в русском искусстве. И – странная судьба евреев нашего поколения: сейчас нам достается от Бялика, что мы отдали себя не всецело своему обездоленному народу, – а с другой стороны – я часто слышал упреки, что я все же, как еврей, не могу быть чисто русским художником, и т. д.

(Л.О. Пастернак – Х.Н. Бялику, середина февраля 1923 г. // Пастернак Л.О. Записки об искусстве. Переписка. С. 588–589)