Адам и Эвелин - Инго Шульце

Адам втянул губы и начал массировать грудную клетку свободной рукой.

— Я всегда надеялась, что ничего об этом не узнаю, что меня ничто не заставит думать о том, как у вас тут все бывает, когда эти твои создания надевают на голое тело шелковые блузки или ходят с такими огромными вырезами, с задницами, которые ты им уменьшаешь нехуже любого хирурга…

— Эви… — сказал он и ударил правой рукой по перилам.

— Я надеялась, что предательство касается только моих туфель, или сада, или дивана, пусть бы она тебе… Если тебе это нужно, пожалуйста! Но этого я знать не хотела, я не хотела этого ни видеть, ни чувствовать, понимаешь? Когда я с работы бежала, я вдруг словно голос какой-то услышала, он говорил: осторожно, будь очень осторожна! Но я к нему не прислушалась. А теперь я это и почувствовала, и увидела, и теперь все кончено. Конец связи.

Прижав к себе палатку левой рукой, Эвелин взяла свой чемодан и продолжила спускаться по лестнице, пока не остановилась перед Адамом. Ее взгляд скользил мимо него. Она ждала, пока он освободит дорогу.

Адам отступил в сторону, держа пакет, словно букет роз, обеими руками.

— А почему ты решила уволиться?

— Не сейчас.

— Да ладно, скажи.

Адам прислонился к стене.

— Если хочешь знать, они меня обокрали, а потом еще и упрекнули, что я по этому поводу возмущаюсь.

— А что? Что они украли?

— Духи.

— Твои духи?

— Мои духи.

— Которые я тебе…

— Нет. Мне их только что подарили.

— А-а.

— Симона приходила, со своим кузеном, он привез их мне, потому что…

— Это тот, прошлогодний? Эта дутая обезьяна? Да поставь ты чемодан.

— Он, по крайней мере, запомнил, что в тот раз мне эти духи понравились. Я их положила в свой шкафчик, и они пропали.

— Это тоже он привез?

Адам протянул ей пакет.

— Не надо так брезгливо. Это свежий инжир.

— Он к тебе так клеился, ты же сама говорила…

— А почему я должна запрещать к себе клеиться?

— Этому?

— Ты хочешь сказать, что мне нужно было доложить тебе о контактах с Западом? Да я так и хотела, но ты же был занят! К сожалению! Ничего не поделаешь!

— Я же тебе сказал…

— Я сказала, я с радостью обо всем поговорю, но сначала верните мне мою собственность. Тут Габриэльша сказала, что не позволит подозревать себя в чем-то таком. Я у нее спросила, уверена ли она в этом, и, когда она стала настаивать, я сказала, что немедленно ухожу в отпуск. Она потребовала, чтоб я доработала до конца смены и еще завтрашний день, и тогда я уволилась, с концами, хватит.

— А добрый кузен сидел на улице, ухмылялся и встретил тебя с распростертыми объятиями!

— Чушь, они к тому моменту давно ушли.

— Я думал, ты считаешь его навязчивым?

— Мне что, нужно было сказать, что я этого не возьму, что я должна спросить разрешения у мужа и начальницы?

— А теперь ты идешь к нему?

— Эх, Адам. У тебя все мысли об одном.

Эвелин взяла в прихожей свои ключи и открыла входную дверь.

— Могла бы хоть одеться нормально, — сказал он.

— Что-что?

— Надевало пугало в нашем огороде синее с зеленым по последней моде.

Адам вышел вслед за ней и помог ей укрепить на багажнике велосипеда чемодан и палатку.

— Тебя подвезти? — спросил он. — Не будет держаться.

— Погоди, — сказала Эвелин, пошла в глубину сада, присела на бревнышки и пальцем погладила черепаху снизу по шейке.

— Не обижай Эльфриду, — сказала она и подогнула правую брючину. — Воду меняй каждый день. А ночью накрывай решеткой, из-за личинок.

Адам пошел впереди Эвелин, открыл садовую калитку и протянул ей пакет с финиками.

— Спасибо, — сказала Эвелин и поехала.

Через несколько минут палатка съехала набок. Адам еще увидел, как Эвелин протянула назад руку, в которой был пакет. Он вернулся в дом и так осторожно закрыл за собой дверь, словно боялся, что может кого-нибудь разбудить. «Не будет держаться», — сказал он вдруг и несколько раз повторил эту фразу, снова принявшись массировать грудную клетку.

Адаму хотелось прилечь и закрыть глаза, хотя бы на несколько минут. Но мысль о том, что когда-нибудь все равно придется вставать, заставила его остаться на ногах.

Он поднялся в ателье. Осторожно разгладил юбку Лили и надел ее на манекен, а сверху повесил жакет. Вложив пластинку в обложку, выключив проигрыватель, закрыв окна и оставив люк чуть приоткрытым, он взял поднос с пустыми стаканами и сахарницей и повернулся, чтобы идти, но тут его взгляд упал на яркое белое пятно между стеной и открытой дверью — лифчик Лили. На верхней чашечке виднелся темный полукруг: след от его ботинка.

Адам, одной рукой удерживая поднос в равновесии, сжал лифчик пальцами, словно желая проверить качество материала, но затем поднял его к лицу, будто маску — он ничем не пах, — и повесил его обратно на ручку двери.

Проходя мимо комнаты Эвелин, он мельком заглянул туда. Там было прибрано: белую блузку, черную юбку и фартук подавальщицы она сложила на диване, рядом на полу стояли туфли, которые она надевала на работу.

На кухне Адам чуть не наступил на инжиринку. Наверное, он в какой-то момент выронил ее из пакета.

Даже моя посуду, он видел перед собой Эвелин: как она посмотрела на него, а потом на Лили. Он продолжал тереть край стакана, хотя след от губной помады Лили уже давно стерся. «Теперь уж все равно», — подумал он и услышал звук, исторгнувшийся из него самого, — стон или боевой клич, нечто такое, что он с удовольствием повторил бы, только громче, обратив лицо к потолку. Он ударил рукой по воде, стакан Лили стукнулся о дно раковины.

Адам даже не вытер рук. Он захлопнул за собой дверь и пошел к гаражу. Задним ходом выехал на старом «вартбурге».

Первой же тряпкой, попавшейся ему под руку в гараже, он стер пыль и паутину с двух двадцатилитровых канистр и положил их в багажник.

Адам доехал до Пушкинштрассе и повернул налево, огибая центр города. Когда он проезжал мимо музея, оттуда выходила группа людей — экскурсия, очевидно, только что закончилась. Иногда конец очереди на бензоколонку было видно уже отсюда. Но Адаму повезло, по-свински повезло, как сказала бы Эвелин. Он насчитал перед собой семь машин. Только он выключил мотор и поставил машину на ручной тормоз, как движение возобновилось.

Адамов бело-красный «Вартбург-311» принадлежал к числу машин, которые нравились заправщику, невысокому брюнету в больших очках. Прошлой осенью он без каких бы то ни было просьб со стороны Адама достал ему новый клапан на колесо взамен отлетевшего и не глядя положил в карман своего синего халата протянутую Адамом купюру, сложенную пополам.