15 лет русского футуризма - Алексей Елисеевич Крученых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведьмина пестрая, как жаба,
Сидит на жареных ногах,
У рта приятная ухаба
Смешала с злостью детский «Ах!»
И проигравшийся тут жадно
Сосет разбитый палец свой,
Творец систем, где всё так ладно,
Он клянчит золотой!..
А вот усмешки, визги, давка.
– Что? Что? Зачем сей крик? –
Жена стоит, как банка ставка,
Ее держал хвостач старик.
Пыхтит, рукой и носом тянет,
Сердит, но только лезут слюни.
Того, кто только сладко взглянет,
Сердито тотчас рогом клюнет.
Она, красавица исподней,
Склонясь, дыхание сдержала.
И дышит грудь ее свободней
Вблизи веселого кружала.
И взвился вверх веселый туз,
И пала с шелестом пятерка,
И крутит свой мышиный ус
Игрок суровый, смотрит зорко.
И в муках корчившийся шулер
Спросил у черта: «Плохо, брат?»
Затрепетал… «Меня бы не надули!»
Толкнул соседа: «Виноват!»
Старик уверен был в себе,
Тая в лице усмешку лисью,
И не поверил он судьбе –
Глядит коварно, зло и рысью.
С алчбой во взоре, просьбой денег,
Сквозь гомон, гам и свист,
Свой опустя стыдливо веник
Стояла ведьма, липнул лист.
Она на платье наступила,
Прибавив щедрые прорехи,
На все взирала горделиво,
Волос торчали стрехи.
А между тем варились в меди,
Дрожали, выли и ныряли
Ее несчастные соседи –
Здесь судьи строго люд карали.
И влагой той, в которой мыла
Она морщинистую плоть,
Они, бежа от меди пыла.
Искали муку побороть.
И черти ставят единицы
Уставшим мучиться рабам,
И птиц веселые станицы
Глаза клюют, припав к губам.
И мрачный бес с венцом кудрей
Колышет вожжей, гонит коней.
Колеса крутят сноп мечей
По грешной плоти – род погони.
Новину обмороков пахал
Сохою вонзенною пахарь.
Рукою тяжелой столбняк замахал –
Искусен в мучениях знахарь…
Здесь дружбы нет: связует драка,
Законом песни служат визги
И к потолку – гнездовьям мрака –
Взлетают огненные брызги.
Со скрежетом водят пилу
И пилят тела вчетвером.
Но бес, лежащий на полу,
Всё ж кудри чешет гребешком.
Смотрелася в зеркале
С усмешкою прыткою,
Ее же коверкали
Медленной пыткою.
У головешки из искор цветок –
То сонный усопший по озеру плыл.
Зеленой меди кипяток
От слез погаснул, не остыл.
Тут председатель вдохновенно
Прием обмана изъяснял.
Все знали ложь, но потаенно
Урвать победу всяк мечтал.
С давнишней раной меч целует,
Приемля жадности удар.
О боли каждый уж тоскует
И случай ищется, как дар.
Здесь клятвы знают лишь на злате,
Прибитый долго здесь пищал.
Одежды странны: на заплате
Надежды луч не трепетал.
Под пенье любится легко,
Приходят нравы дикарей.
И нож вонзился глубоко
И режет всех без козырей
Песня ведьм:
Вы, наши юноши, что же сидите?
Девицы дивятся, стали сердитей!
Бровям властелиновым я высока,
Ведьманы малиново блещет щека.
Полосы синие и рукоять…
К черту уныние! Будет стоять!
«Я походкой длинной сокола
Прохожу, сутул и лих,
Мчусь в присядке быстрой около
Ряда стройных соколих.»
«Черных влас маша узлами,
Мы бежим, бия в ладони.
Точно вспуганы орлами
Козы мчались от погони.»
«Скрыться в темные шатры,
Дальней радости быстры,
Прижимая по углам
Груди к трепетным ногам…»
* * *
И жирный вскрикнул: «Любы бесу,
Тому, кто видел роз тщету,
И, как ленивого повесу,
Мою щекочете пяту!..
Смотрите, душ не растеряйте,
Они резвей весною блох,
И петель зайца не мотайте,
Довольно хныкать: ух и ох!..»
Разгул растет, и ведьмы сжали
В когтях ребенка-горбуна.
Добычу тощую пожрали
Верхом на угольях бревна
«Узнай, узнай, я роком дадена!
Меня несут на блюде слуги!»
И, полуобраз, полугадина,
Локтями тянется к подруге…
И вот на миг сошло смятенье,
Игрок отброшенный дрожал.
Их суд не ведал снисхожденья,
Он душу в злато обращал.
Смеюн, что тут бросал беспечно,
Упал, как будто в западню.
Сказать хотелось сердцу речь но
Все сожигалось данью дню.
Любимец ведьм, венец красы
Под нож тоскливый подведен,
Ничком упал он на весы,
А чуб (гляди) белей, чем лен!
У злата зарево огней,
И седина больней,
Она ничтожна и слаба,
Пред ней колышется резьба.
И черт распиленный, и стружки,
Как змейки, в воздухе торчат.
Такие резвые игрушки
Глаза сожженные свежат!
Быть отпущенным без песни,
Без утехи и слезы,
Точно парубки на Пресне,
Кладбищ выходцы мерзлы.
Любовниц хор, отравы семя,
Над мертвым долго хохотал.
И вкуса злость – златое темя
Их коготь звонко скрежетал.
Обогащенный новым даром,
Игры счастливец стал добрее
И, опьянен огней угаром,
Играет резче и смелее.
Но замечают щелки: счастье
Все валит к одному,
Такой не видели напасти –
И все придвинулись к нему.
А тот с улыбкой скромной девы
И дерзко