Ж… замечательных людей - Эльвира Барякина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы с сестрой вылили их на окно, на желтки пуговицы приляпали, чтоб глаза получились… Мама пришла домой, а они по стеклу ползут – два уже в дом забрались. Она их шваброй! Смешное кино получилось.
Пожалуй, это единственный фильм Кевина, который мне хочется посмотреть. Критики Кевина ругают, продюсеры носят на руках: он чувствует, что хочет толпа, и усердно кормит ее – ее же собственными греховными мыслишками.
Сейчас Кевин звезда мирового масштаба: по его творчеству научные работы пишут. Он читает Аристотеля и Руссо, увлекается крав-мага[2]и дает деньги на увековечивание памяти жертв Холокоста.
Я уже пару лет уговариваю его помочь продать мои книги в Голливуд. Не хочет.
– Исторические драмы с претензиями сейчас неликвидны, – каждый раз отмахивается он.
Я деликатно напоминаю о «Храбром сердце» и «Титанике», но Кевина не переубедить.
– Ты бы еще «Унесенных ветром» вспомнила. Такое кино больше не снимают.
Киношный и книжный бизнесы очень похожи. Никто не знает, что выберет публика в очередной раз. Как генералы все время готовятся к прошедшей войне, так и продюсеры с издателями ориентируются на прошлогодние бестселлеры. Выбился «Код да Винчи» – все кинулись печатать книги про древние тайны. Прогремел «Властелин колец» – вот вам целая куча фильмов про мечи и драконов.
Все боятся рисковать: только в издательском деле ставка идет на тысячи, а в кино – на миллионы долларов. Но старого правила – кто не рискует, тот не пьет шампанского – никто не отменял, и главный приз всегда срывает «черная лошадка» – из-за своей непохожести на других.
Я расспрашиваю Кевина, как у него дела. Несколько секунд он думает, сказать мне или не сказать. Но желание нахвастаться побеждает.
– Я создал великий фильм! Он даже тебе понравится – там есть любовь и история.
– Так народ не поймет! – удивляюсь я.
– Поймет. Это же комикс!
Он еще в позапрошлом году нашел у мамы на чердаке подшивку комиксов про древних греков. Сердце забилось: вот оно!
Никто из знакомых продюсеров не пожелал браться за проект – слишком дорого, и Кевину самому пришлось бегать по кинокомпаниям. В его папке лежал не сценарий (как обычно), а подробный маркетинговый план: как он прорекламирует фильм, как срубит деньги на продакт-плейсменте, как запустит в производство игрушки, майки и компьютерные «мочилки».
План впечатлил – денег дали.
Подготовка к съемкам затянулась на целый год. Я несколько раз ходила на съемочную площадку. Вместо задника – синий экран. Декораций минимум – только то, что под ногами: камни, поле с травой. Смешно и странно было видеть накрашенных мужиков, бегущих по помосту – копья наперевес, рты разинуты. Мимо них по рельсу ехала камера; огромный вентилятор изображал ветер – происходила историческая битва.
Еще несколько месяцев Кевин проторчал в студии, где из отснятого материала делали зрелище. На стенах – раскадровки, на столах – гипсовые модели храмов и гор. Дядьки в гавайских рубашках сидели перед компьютерами и приставляли дорогу к домам, пар ко ртам и луну к небу.
«Шедевр!» – сказали зрители на предварительном просмотре.
«Блокбастер!» – сказало студийное начальство.
Кевин берет меня за руку.
– Ты придешь ко мне на премьеру?
Я пококетничала для проформы: сказала, что попробую вырваться…
Почему-то хочется, чтобы фильм оказался говном. То ли мне завидно, то ли старая рана еще не зажила.
РОВЕСНИК
30 января 2007 г.
Леля, сестра, спрашивает: А что мы с Полом вместе не живем? А то мы – старые перечники, и нам дороги наши привычки. Пол любит свой пятнадцатый этаж, а я люблю мою «усадьбу» с ее скрипучими лесенками, книжными шкафами и деревьями без названий по периметру.
Мы с Полом спорим до хрипоты:
– А на случай пожара у тебя, видимо, есть парашют…
– А тебе пылища в окна летит.
– А в тебя может врезаться самолет.
– Зато у тябя в жару из помойки воняет. Ты ее на задний двор выставляешь, а бесполезно!
К тому же, у меня есть Люси, а у Пола – Папа Жао. И если мы будем жить вместе, то кого-то придется уволить.
Пол и Папа Жао – ровесники, но первый выглядит бойцом-молодцом, а второй – старым китайцем.
Ворчливый, на голове три волоса в два ряда, желтые зубы съехали набок. На мое появление он отреагировал сдержанно:
– Ну… давайте возьмем на испытательный срок. А там посмотрим.
Пол ругается с Папой Жао, дразнит его, иногда даже кричит, но смутить домработника невозможно. Каждый день в семь утра он по-хозяйски входит в квартиру и включает пылесос. Ему дела нет – спит ли хозяин, один ли он… Однажды он ввалился к нам в спальню – я едва успела нырнуть под одеяло.
– Жао, выйди, пожалуйста за дверь!
Он поднял мои туфли и принялся пылесосить под кроватью.
– Пора вставать. А то на работу опоздаете.
– Зачем тебе сдалось это недоразумение? – спросила я Пола.
– Папа Жао – историческая реликвия. Артефакт.
Когда в Поднебесной началась Культурная революция, Жао было 9 лет. Великий Кормчий объявил, что в партию затесались враги, которых нужно искоренить. Врагами по определению считались: владельцы радиоприемников, часов и велосипедов (буржуазия), обладатели высшего образования (буржуазные подголоски) и те, кто ездил за границу (шпионы).
Культурная революция началась весело. Загремели большие барабаны, закричали репродукторы на столбах. Жао вместе с приятелями помчался на площадь. Там, на трибуне, стоял человек во френче и страстно говорил о борьбе. Толпа рукоплескала. У девушек по щекам текли счастливые слезы.
– Клянемся! Клянемся! – выкрикивали они, прижимая руки к сердцам.
Потом на трибуну вывели соседей Жао – дядю Вонга и еще других. Им надели на головы дурацкие колпаки и повесили на грудь таблички: «Я – змея. Ядовитая гадина и враг революции». Их заставили стоять «самолетиком» – согнувшись в три погибели и подняв руки за спиной.
Народ бушевал. Некоторые пытались доплюнуть до штанов дяди Вонга, но попали на штаны оратора. За это дядю Вонга избили.
Вечером Жао спросил у мамы, за что арестовали соседей. Мать отложила в сторону цитатник Великого Кормчего.
– Вонг был шпионом. Он ездил в СССР на фестиваль. Вот тогда-то его и завербовали.
Жао вспомнил, как соседский сын приносил в школу расписную деревянную куклу из России. Игрушка была странная – мало того, что беременная, так в животе у нее сидела беременная дочка, беременная внучка и так до седьмого колена. Учительница сказала, что русские сами беременные от рождения, и поэтому у них нет памяти и они переврали все законы марксизма.