Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания - Валентин Фалин

Июнь 1950 г. Директор Института международных отношений вручает мне диплом с отличием. «Юрист-международник, референт-переводчик по странам Восточной Европы» – так определена в дипломе моя специальность. Что дальше? Есть предложение продолжить учебу в институтской аспирантуре. Заманчиво – не надо менять привычный ритм и образ жизни. Невозможно – болен отец, пора помогать родителям. Последнее, наряду с некоторыми другими личными переживаниями, склоняет в пользу командировки в Берлин, где я должен трудиться в аппарате Советской контрольной комиссии для Германии, пришедшей после образования ГДР на смену нашей военной администрации.

В самой комиссии меня определили в подразделение, занимавшееся сбором и анализом данных по Западной Германии. Это предопределило участие – буквально с места в карьер – в различных мероприятиях, касавшихся проблематики отношений между ГДР и ФРГ, связей между партиями, общественностью, деловыми кругами двух республик, во встречах с видными представителями Запада и Востока, в подготовке предложений и информации, докладывавшихся Сталину.

Летом 1951 г. по возвращении в Союз меня сразила болезнь. Осень и зиму провалялся в госпиталях, а когда врачи благословили на продолжение «под наблюдением невропатолога и терапевта» профессиональной деятельности, опять встал перед ребусом, куда податься. Отец готов поддержать план с учебой в аспирантуре. Уже выбрана научная область. В политэкономии видится ключ к пониманию перипетий бытия. Сданы экзамены. Определились научный руководитель и тема диссертации. И тут выявляется – абитуриент должен пройти «собеседование» в райкоме ВКП(б). Политэкономия отнесена к сфере особо опекаемых партией научных дисциплин. У райкома партии, однако, другие заботы – он, как и все остальные партзвенья, занят подготовкой к XIX съезду. Предложено ждать.

Сколько? Месяц миновал, второй, третий. На исходе пятого и терпение, и мои финансовые возможности требуют прекратить научный эксперимент. Я принимаю предложение руководства Комитета информации при МИД СССР стать его сотрудником. Словно в насмешку буквально через пару дней РК КПСС (так теперь именуется партия) уведомляет о согласии «допустить» меня в политэкономию. Это реально теперь лишь в заочном варианте.

Комитет информации (КИ) вышел из недр аналитической службы объединенной внешней разведки, как она возникла по окончании войны на базе Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба и Первого главного управления (ПГУ) Министерства госбезопасности. Разноплановые интересы вскоре возобладали над идеей координации и централизации. От «большого комитета», устроившегося – кому-то пришла в голову фантазия – в зданиях бывшего Исполкома Коммунистического интернационала и возглавлявшегося первоначально В. М. Молотовым, отпали оперативные разведывательные подразделения, естественно, с соответствующими документами и штатами. КИ досталось в общей сложности примерно 150 должностей и право получать (до середины 50-х гг. оно уважалось) не только дипломатическую почту, но и «специальные» донесения, имевшие политическую ценность.

В момент моего поступления в комитет им фактически руководил рассудительный и незашоренный И. И. Тугаринов, а принадлежность к МИД СССР была более или менее формальной. Продукция КИ отправлялась непосредственно на имя Сталина в его секретариат, копии размечались членам политбюро ЦК КПСС и отдельным министрам по спискам, согласовывавшимся опять-таки с помощниками Сталина («малая» и «большая» разметки). Темы информации, если они не задавались свыше, определялись тенденциями развития и значимостью поступавших по различным каналам данных. И вот что заслуживает быть отмеченным – особый спрос предъявлялся к достоверности сообщаемых или кладущихся в основу выводов сведений. Под личную ответственность исполнителей и руководителя, своей подписью санкционировавшего выпуск материала из стен КИ.

Комитет информации не обладал монополией на разработку проблем и анализ дипломатических и прочих документов. Несколько структур, не имевших доступа к произведениям друг друга, параллельно занимались исследованиями, оставляя доверенным диктатора сопоставлять и делать свои оценки.

Со смертью Сталина постановка информационно-аналитической работы претерпела значительную эволюцию. Не обязательно в лучшую сторону. Постепенно из надведомственного учреждения КИ превратился в подразделение МИД СССР, что сделало его занозой в глазах службы безопасности и Министерства обороны. В начале 1958 г. с подачи И. Серова комитет упразднили.

Вместе с двумя коллегами по КИ мы обратились в ЦК КПСС с аргументированными возражениями против ликвидации в стране центра независимой информации. Они получили отклик. В результате появился Отдел информации ЦК КПСС во главе с Г. М. Пушкиным. Отделу вменялось оценивать политические донесения разведслужб, в частности на предмет выявления в них дезинформации, подготавливать инициативные соображения по всему спектру внешнеполитических интересов страны, информационно обслуживать заседания политбюро.

Г. М. Пушкин пригласил меня перейти в аппарат ЦК. Так началась моя партийная карьера, впрочем, быстро закончившаяся после проявленной нами недогадливости или, хуже того, бестактности, поставившей выводы из фактов выше мнения, рожденного безграничной властью.

Почему довольно пространно рассказываю о Комитете информации и отделе Г. М. Пушкина в ЦК? Я приоткрываю дверь неведомых большинству лабораторий, где шла интенсивная и преимущественно честная работа не с химерами, а с первичными данными, из которых складывается информация – хлеб политики и залог ее качества.

Замечу не в скобках: если бы сильные мира сего чаще прислушивались к суждениям специалистов, естественно, не однобокой, как флюс, апологетической школы, и меньше полагались на наитие, на собственный утробный голос, то цивилизация была бы избавлена от части потрясений, которые ей уже пришлось и еще предстоит претерпеть. Именно в наше время вера и знания могут выступать как противоположно заряженные полюса, и только знание, соотнесенное с нравственными принципами, способно дать человечеству якорь спасения. Односторонность, подчеркивал еще А. С. Пушкин, – пагуба мысли. Односторонность – пагуба морали, справедливости, права. В конечном счете она отрицание гуманности и свободы.

Опыт пребывания в информационно-аналитических учреждениях был исключительно ценным для меня лично. Он привил навыки обращения с фактами, утвердил готовность защищать правду, когда ее хотят согнуть в бараний рог, позволил заложить основательный фундамент знаний, приносивших пользу в течение десятилетий.

В феврале 1959 г. Отдел информации ЦК КПСС был расформирован. Я собрался было в Академию общественных наук. Заместитель заведующего отделом Т. К. Куприков все уладил, чтобы в «порядке исключения» меня зачислили слушателем АОН в середине учебного года. Это не было слишком серьезным отступлением от регламента: к 1957 г. я сдал все положенные по закону экзамены, оставалось обобщить в основном собранный материал, а дальше – защита диссертации на ученом совете.

Не тут-то было. А. А. Громыко, ставший к этому моменту министром иностранных дел СССР, воспылал желанием перековать меня в дипломаты. Л. Орлов, заведующий Отделом загранкадров ЦК, метивший к министру в заместители, счел нужным показать прыть. Трижды меня вызывали «на ковер». Последний раз в присутствии целой комиссии пугали карами, заявляли, что закажут мне дорогу в науку и откроют – на целину. Мой ответ был «нет».