Немного героина для невесты Казановы - Екатерина Волкова

— Юлька.

— Ах Юлия?! Тогда все понятно. Мстим за дорогую подругу. — Неприязнь Игоря и Юли была взаимной. — Не знал, что она такие издания почитывает. Между прочим, журнал не порнографический, а эротический.

— Какая разница? — В голосе Марины слышалась горечь. Этого человека бесполезно стыдить. Он понятия не имеет, что такое совесть.

— Ну, не сердись. Я же хороший, только податливый. Меня один редактор оттуда упросил. Увидел у меня твою работу, пообещал доллар за строчку. Знаешь, они тоже воображают себя людьми искусства. А мне отказать неудобно.

Марина продолжала дуться, но интерес к разговору был потерян. А Игорь все заговаривал ее, как бабка-знахарка заговаривает больной зуб.

— Деньги я отдам, точно. Как только появятся. И за кофе тоже. Что-то его никак не приготовят. — Игорь завертел головой во все стороны, высматривая официанта.

— При чем здесь деньги, — вздохнула Марина. — Какой диплом мне теперь защищать?

— Да все в порядке, Марина! Не беспокойся, я все улажу.

— Как?! — Марина отлично понимала, что все это пустые обещания.

— Да ничего особенного. Я поговорю с Морозовым, все объясню. Ты же ни при чем.

— С Морозовым?! Он тебя не только уволит — он тебя съест! — Марина сказала это так громко, что жующие посетители повернулись в ее сторону. — Слушай, пойдем отсюда. Обойдешься без кофе. — Она взяла его плащ и поднялась.

Игорь встал и, бормоча себе под нос, начал озираться по сторонам, как будто что-то потерял.

— Морозов Александр Сергеевич у меня в долгу до конца своих дней. Можешь забыть о нем. Италия твоя у тебя в кармане. Вместе поедем. Хотя нет, — передумал Игорь. — Куплю себе необитаемый остров и уеду навсегда.

Это была старая песня, и Марина знала ее наизусть. Каждый взгляд пассажира в метро, коллеги в институте или продавщицы в уличном ларьке был для Гоши липким и жадным поцелуем общества-вампира. Забавно, что Гоша для описания своих печалей, а скорее даже — своего невроза, пользовался теми же кровожадными образами, что и Юлька, когда та говорила об отношениях Гоши с Мариной.

Пока он живет в большом городе, ныл обычно Гоша, зависит от него, как зависит жертва от палача. Каждый Гошин шаг — только повод подставить шею, и новая порция жизни перейдет от Гоши к раздувающемуся городу-кровососу. Чтобы сохранить себя, надо сбежать. Сбежать на как можно менее обитаемый остров. Где он наконец избавится от соглядатаев, от Марины в том числе.

К людям из плоти и крови, окружавшим Гошу, он относился как к болезненному плоду своей фантазии. Живые люди мучили Гошу, как маленькие зеленые человечки мучают белогорячечников.

Гоша изводил Марину подобными разговорами, когда больше не мог пить. Обычно он сидел, раскачиваясь на стуле в Марининой кухне, и цитировал из «Бури» Шекспира: «Ты не пугайся: остров полон звуков — и шелеста, и шепота, и пенья; они приятны, нет от них вреда». Когда Гоша запинался, Марина подсказывала ему. Он обижался и плачущим пьяным голосом говорил: «Вот видишь…»

— На какие же средства ты купишь себе остров? — спрашивала Марина.

— А я куплю недорогой остров, — тянул Гоша пьяным голосом. — И проживу там двести лет, дольше вас всех, вместе взятых.

Сторонний наблюдатель решил бы, что все страхи Гоши сводятся к страху смерти. Но Марина в такие моменты понимала, что Гоша и впрямь не от мира сего. Он не писал стихов, но страстно искал способ самовыражения — хотя бы с помощью рискованных выходок, драк, алкоголя.

Купить для него необитаемый остров Марина не могла. И к разговорам на эту тему относилась терпеливо, но не поддерживала их.

Если бы Марина сравнила Гошу с Казановой, то поняла бы, что первый явно уступает второму по количеству ярких приключений.

Возможно, одиночество в сочетании с нетронутой природой избавили бы Гошу от недовольства собой и своей жизнью. Но максимум, что Марина могла посоветовать ему, это полежать в тихой загородной психиатрической больнице, полной птичьих голосов по утрам, запахов леса и безобидных замкнутых больных аутизмом.

— Как же вы все измучили меня! — на раздраженной ноте закончил свой монолог об острове Игорь и вдруг спросил громко и испуганно: — Слушай, где мой портфель?

Он взглянул расширенными от ужаса глазами на Марину, потом полез под стол, поднял стул и выхватил у Марины свой плащ.

Ни о каком портфеле Марина не помнила. Она безучастно смотрела в сторону, нервно теребя ремешок черной лакированной сумочки.

— На бульвар, быстро! — закричал Игорь и, схватив Марину за руку, бросился к выходу. От его мягкости и рассеянности не осталось и следа. — Если они пропали, я погиб.

Снаружи уже стемнело, стало ветрено и в то же время душно. Казалось, вот-вот начнется ливень. Улица опустела.

Последний уличный художник собирал свои портреты, чтобы спуститься вниз, в освещенный подземный переход. На портретах были изображены девушки, похожие друг на друга, как сестры, в одинаковой льстивой манере диснеевских мультяшек — огромные задумчивые глаза, пухлый чувственный рот и романтическая прическа. Марина никогда в жизни не заказывала себе таких портретов, хоты прекрасно понимала мотивы уличных художников.

Из Гошиных слов Марина не поняла, кто они и что пропало, но послушно побежала за ним. Ей как будто передался его испуг.

Еще издали Марина увидела, что рядом с лавочкой, на которой она нашла дремлющего Гошу, припарковались две милицейские машины. Здесь же суетились люди в серой форме, а бдительные пенсионеры стояли поодаль и качали головами.

Игорь, до этого момента бежавший так, что Марина едва поспевала за ним, вдруг остановился прямо посреди большой грязной лужи и слегка пригнулся.

— Ой… — прошептал он и повернул к ней побелевшее лицо. — Что я наделал…

— Что еще? — Испуг Марины сменился досадой. Нагнувшись, она пыталась отчистить носовым платком испачканные грязными брызгами колготки. — Посмотри, что ты наделал! Мои колготки!

Игорь поглядел на ее ноги сумасшедшими глазами и потащил за угол ближайшего дома.

— Значит, так, — быстро зашептал он, — поезжай домой и забудь все, что видела. Главное — мы сегодня не встречались. — Игорь отпустил Маринину руку, которую до этого сжимал с такой силой, что ей было больно, и быстро скрылся в глубине темной улицы.

Марина растерянно посмотрела ему вслед. Носовой платок, который она сжимала в руке, оказался тем самым, что дал ей дневной утешитель с бульвара. Он ничем особенным не пах. Обычный мужской носовой платок, только из очень тонкой и приятной на ощупь ткани. Теперь он был испачкан.

Марина в сердцах швырнула платок в лужу и некоторое время смотрела, как он плывет по грязной воде, напоминая детский бумажный кораблик. Вместе с платком она выбросила из головы его хозяина. После глупой, непонятной встречи с Игорем Марине казалось, что иностранец и вовсе ей приснился. Значит, надо избавиться от единственного подтверждения его существования — платка.