Конец света - Василий Головачев

Анатолий Дмитриевич подумал о президенте, представил, как глава государства превращается во вспышку света, мечтательно закрыл глаза.

– Немыслимые перспективы… однако надо будет подумать над подготовкой СМИ. Типа – плохие парни сгорают от злых мыслей… ну, или что-то вроде этого.

– Подготовим, нет проблем, – кивнул Коржевский. – Ручных журналистов у нас много. Развернём массированную атаку населения по ТВ и Сети, привлечём видных учёных, согласившихся объяснить причину сгорания тех или иных деятелей оппозиции дисбалансом энергетики добра и зла.

– Отличная идея! – восхитился Барсуков. – Главное, чтобы голосующий электорат поверил в эту ахинею.

– А что ему останется? – пожал плечами Коржевский. – Уже не раз мы ему скармливали полный бред, и ничего, никто особо не полез отстаивать справедливость. Верит же он в жизнь после смерти, в привидения, в инопланетян, в Бога и дьявола. Ещё пару ковшей лапши на уши – и он окончательно поверит в нашу доброту и праведность.

Премьер вытер вспотевшие ладони салфеткой, сделал строгое лицо.

– Надеюсь, о результатах экспериментов знаю только я?

– И коллектив лаборатории, – подтвердил Коржевский. – Но они не имеют права обсуждать свою работу с кем бы то ни было. Прецеденты были, и наши сотрудники прекрасно знают, чем они закончились.

– А Рыбников? – спросил Барсуков; речь шла о директоре ФСБ.

– На мой взгляд, он стар и не лезет в те епархии, в которых ничего не смыслит. Вы сами хотели иметь главой ЧК фигуру скорее уровня зиц-председателя, какими были, впрочем, и все прежние руководители КГБ и ЧК, не считая разве что Берии. Подсунув президенту, рассчитывающему получить силовую подушку, Рыбникова, он получил на самом деле руководителя, который мало что решает в своём ведомстве. Каждый начальник Управления, не считая замов, имеет свою тайную бухгалтерию и оперативную службу.

Барсуков рассмеялся.

– Я возьму это на заметку… когда стану президентом.

– Я вам помогу, – сказал Коржевский.

Их глаза встретились. Оба понимали, что имел в виду собеседник. Барсуков метил стать единоличным владыкой государства, Коржевский хотел занять кресло директора Службы.

Премьер встал, обошёл стол, подчёркнуто дружески протянул руку поднявшемуся заму директора.

– Что ж, Адольф Эмильевич, надеюсь на вас. Докладывайте мне о том, что у вас готовится. Как говорится, нас ждут великие дела.

Коржевский вышел.

Анатолий Дмитриевич глянул на часы, снова уселся за стол и полчаса гонялся на супертанке Т-140, преемнике знаменитого Т-14 «Армата», за танками противника, уничтожая их с детским олигофреническим наслаждением. В начале четвёртого вызвал секретаршу:

– Маша, приглашённые ждут?

– Все здесь, Анатолий Дмитриевич.

– Зовите.

В кабинет один за другим вошли два ключевых министра правительства: министр экономического развития Глюкаев и первый вице-премьер Дворковец, а также председатель Госбанка России Хабибуллина и советник президента Кудрис.

– Присаживайтесь, господа, – повёл рукой Анатолий Дмитриевич, не вставая с кресла. Повернул монитор – у него стоял последней модели NEC 220 OUX, – выводя на экран какие-то записи.

Гости расселись за столом, пристыкованном к столу Барсукова, раскрыли ноутбуки.

– Обсудим предложение Валентина Алексеевича, – продолжил Анатолий Дмитриевич. – Месяц назад в СМИ был вброшен намёк на возможность дальнейшей приватизации крупных российских компаний, в том числе оборонных предприятий.

– Был большой шум, – усмехнулся Кудрис. – Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы доказать президенту необходимость этого шага в условиях нарастающего кризиса.

Одевался бывший министр финансов с подчёркнутым щегольством, будучи интеллигентом до мозга костей, и лишь галстуки завязывал неудачно, в отличие от самого Барсукова, да их цвет выбирал слишком яркий, кричащий, что говорило о скрытом желании выделиться в любой среде и любым способом. Возможно, именно это обстоятельство и помешало карьере бывшего финансиста, хотя нынешний президент почему-то приблизил его к себе и сделал советником.

– Вы сделали своё дело, Леонид Алексеевич, – благосклонно кивнул председатель правительства, – честь вам и хвала. Президент нам не помеха. Но кое-кто продолжает совать палки в колёса, устраивая разборки по ТВ наших решений и переманивая на свою сторону главредов газет.

– Председатель Народного Фронта, – хмыкнул Глюкаев.

– Коммунисты в Думе, – добавил никогда не улыбающийся Дворковец. – Особенно руководитель департамента экономической безопасности Фенер. Их надо окоротить.

– Скоро у нас появится неплохой инструмент для… – Анатолий Дмитриевич улыбнулся, – для окорота. Но пусть вас это не беспокоит. Валентин Алексеевич, вам слово.

Глюкаев уткнул широкое мясистое красноватое лицо в ноутбук.

У него были толстые губы, складки от картофелеобразного носа к губам и до раздвоенного подбородка, широкий, но низкий лоб, почти скрытый волосами, и маленькие водянистые глазки.

Об этом человеке ходила слава политика, умеющего в любой речи не сказать ничего. Его и прозвали за это «человек три шага: шаг вперёд, шаг назад, шаг в сторону». Сегодня он ответит на ваш вопрос утвердительно, завтра выскажет абсолютно противоположное мнение, послезавтра откажется от обоих. Ещё не было случая, чтобы он не ошибся в прогнозах финансового положения страны, с умным видом вещая чепуху на каждом заседании правительства.

Но именно такие министры и «специалисты» устраивали Анатолия Дмитриевича. Для него давно главным критерием успеха экономической политики являлось снижение уровня инфляции. И ему безразлично было, что ценой этому становилось чудовищное падение уровня жизни народа, ставшее целью ещё «прогрессоров» ельцинского режима, и низвержение в кромешную тьму безысходной нищеты миллионов простых людей: они не вписались в рынок, чего их жалеть? На кладбищах места ещё хватает.

Такими же «специалистами» реформирования экономики были и другие министры экономического блока правительства, по большей части идеологизированные западными концепциями и безграмотные в своей же епархии, успешно выполняющие волю системы, направленную на разрушение российского государства.

Глюкаев поднял глаза на премьера.

– Американцы присматриваются к нашим активам и готовы участвовать в приватизации. Я тесно общался с их бизнесменами, многие хотят купить пакеты акций Лукойла и Газпрома, но особенно их интересуют крупнейшие госкорпорации оборонки.

Барсуков встретил взгляд Кудриса, кивнул ему со знанием дела.

Оба отлично понимали, что должно было произойти в будущем после продажи за рубеж лакомых кусков российской экономики. Даже людям, далёким от экономических проблем, было ясно, что реализуется самый настоящий грабёж страны, так как в условиях продолжающегося кризиса активы можно продать только очень дёшево, за копейки. Но выигрыш западных «партнёров» при этом был велик, потому что речь шла о потерей России, ни много ни мало, её суверенитета, а в перспективе – переход на внешнее управление, несмотря на сопротивление президента, чего и добивался могущественный либеральный клан государства.