Психология проклятий - Альма Либрем

Котэсса у Сагрона за спиной не сдержала тихий смешок.

Зачётка Котэссы так и валялась открытая на столе. Сагрон смотрел на неё отчасти ошеломлённо, то и дело встряхивая головой — но от этого, казалось, жалости в девушке не прибавилось ни на грош. Элеанор и вовсе довольно улыбалась, когда переводила на него взгляд, хотя каждый раз, когда косилась на своего научного руководителя, тяжело вздыхала — его-то ей было жаль! Нет, в принципе, Дэрри даже и не надеялся на милость со стороны дочери профессора Ольи, но Элеанор могла хотя бы сделать вил, что сожалеет, будто бы так получилось.

Но — она только хмыкнула, сказала, что не следовало гонять студентку по заклинаниям, не входящим в программу, и сообщила, что проклятье обладает целым рядом любопытных свойств.

— Оно смертельное? — хрипловатым голосом полюбопытствовал Ролан, казалось, делая вид, будто бы у него во всём этом исключительно научный интерес. — Ведь ты так и не закончила рассказ, нас… прервали.

Сагрон уже сто раз мысленно послал его куда подальше с подбором мягких и нежных формулировок — может быть, если б этот… доцент находил другое время для общения со своими аспирантками, то было бы намного легче — по крайней мере, обошлось бы уж точно без горы проклятий на его, Дэрри, бедную голову!

— Проклятье само собой довольно безобидное, — сообщила Элеанор, но уже по её весёлой улыбке можно было понять, что это совсем не так. — Если не нарушать ряд элементарных правил, то, в принципе, его на себе можно и не ощутить. Итак, — она скрестила руки на груди, — я всё ещё не уверена в том, что оно подействовало сразу на двоих, но на одного из вас упало точно, — сейчас её тон так напоминал материнский, что Сагрону искренне захотелось её придушить.

Профессор Ольи — она преподавала и у него, и у Ролана, да вообще, у кого только эта грымза не преподавала! Он доселе помнил её надменный холодный взгляд — тот не изменился с той поры, как они перестали быть студентом и его наставницей, а перешли в разряд коллег, — её раздражённый приказной тон и студентов, разбегающихся в разные стороны, стоило только госпоже Хелене выйти в коридор. А Куоки! Тогда она не была ни доктором, ни профессором, ни проректором. Преподаватель как преподаватель! Но стоило только бросить на него из-под её очков в тонкой оправе быстрый змеиный взгляд, как мужчина, будто бы тот петух, начинал хорохориться и любопытствовать, что он может ради неё сделать. Сагрон видел — дочь у неё точно такая же, и голосом похожа, и внешне, и поведение — точь в точь, как у матушки. А ведь это не меняется! Не переучишь. И он подозревал уже, сколь несчастен будет тот мужчина, что на такой вот командирше женится. Подобные женщины не исправляются, что б ты с ними ни делал. Сагрон полагал, что пытаться и не стоит.

Потому, наверное, и студентка Арко ему не понравилась с первого взгляда. Было в ней что-то такое, как в Хелене или в её Элеанор, что-то гордовитое. Эти командирские нотки в голосе, гордо вскинутая голова, быстрые шаги и пристальный взгляд, от которого любому мужчине становилось не по себе, будь он хоть сто раз и умён, и начитан, и даже лучший из лучших. Никого это не волновало — никогда подобную женщину не остановить ни силой, ни обаянием, если на самом деле она решила сражаться, а не просто притворяется. Притворяться же они, змеи, умели — хотя какие змеи? Кошки!

— Не можно ли поскорее перечесть список действий, которые нельзя? — раздражённо спросил он. — Потому что мне уже пора. Я сегодня спешу.

На самом деле, Сагрон отлично знал, что его дождутся, когда б он ни явился, но уйти всё равно хотелось. Тратить лишнее время на университет, набивший уже давно оскомину — кому оно надо? Национальный Университет Магии — это только звучит громко и красиво, а если переходить ближе к делу, то столько лишней работы на голову падает — прямо страх…

— Ну что же, — Элеанор перешла к доске, взяла в руку кусочек волшебного мела, но тут же отложила его в сторону. — Итак, поскольку проклятье из разряда Верности — то бишь, подвид любовных, — жизни оно на самом деле не грозит. Сначала стоит огласить негативные последствия. Спектр самый разнообразный. От позеленений кожи и взращивания дополнительных, — она загибала пальцы, — хвостов, шерсти, рогов и подобных схожих по строению отростков, ну и, разумеется, полная потеря мужской силы. Действие проклятия — год. После оно теряет собственную силу. Но если успеть нарушить за этот год прописанные постулаты, то, увы, придётся ждать с момента нарушения новый год.

— Ничего смертельного, — отметил Ролан. — В любом случае, если в том, что предписывается на этот год, нет ничего криминального…

Сагрон с ним в этом плане был не согласен. Конечно, к Лантону не было тут никаких претензий — студентки за ним не бегали, глазки не строили, вели себя поразительно прилично, как на современных девушек, да и вообще… Но вот Дэрри меньше всего устраивала потеря мужской силы. И сегодня, и через год, и вообще когда угодно. Он ведь не семидесятилетний профессор Куоки, в конце концов, да и тот строит молоденьким студенткам глаза.

Впрочем, Сагрону ничего строить не приходилось. Студентки прилипали и сами — он давно уже привык к их повышенному вниманию, периодами старался игнорировать, периодами — даже отвечал взаимностью, справедливо полагая, что ничего страшного в этом нет. Они, во-первых, совершеннолетние, во-вторых, вполне адекватные, в-третьих, это всегда — по обоюдному согласию, да и, так или иначе, он предпочитал включать голову и никогда даже не приближаться к тем девицам, что учились у него — потому что после проблем на занятиях не оберёшься, они будут полагать, что могут ничего не учить, а получат свои баллы просто так, за заслуги в постели. Дэрри предпочитал не смешивать работу и личное — по крайней мере, настолько, насколько это у него получалось.

Но мало ли, какое там перечисление действий… Каждый вечер летать на метле, плясать под луной или, может быть, как в одном из странных проклятий, новоизобретённых, стоять каждый день по семь минут на голове? В любом случае, должно быть что-то неприятное и не так уж и просто выполнимое, иначе толку с него?

Впрочем, проклятия Верности в основном заключались в "не лгать супруге" и так далее. Супруги у Сагрона не было — не лгать Котэссе? Без проблем. Он бы с удовольствием высказал ей всё, что про неё сию секунду думает, только вряд ли от этого у девушки улучшится настроение.

— Итак, — продолжила Элеанор, — для того, чтобы не испытать на себе негативное действие проклятия, нужно просто не изменять проклятийнику или проклятийнице. В данном случае, у нас есть Котэсса, — она подмигнула девушке.

— Изменять? — уточнил Сагрон. — Не предавать и не подставлять под вражеские стрелы? Хм. Войны у нас вроде бы как нет…

— Это ведь из разряда любовных, — как ни в чём ни бывало, пожала плечами Элеанор. — Сами понимаете, доцент Сагрон. Потому и изменой полагается любовная. Грубо говоря — никаких физических контактов с противоположным полом, что подразумевали бы сексуальную направленность. Хотя, я думаю, не только с противоположным. Год без любовных отношений — даже поцелуев, хотя за них проклятие подразумевает меньшее наказание и считает только те, которые можно относить к страстным — вы можете поцеловать в щёку матушку или даже коллегу, скажем, из благодарности, но при этом никакого сексуального подтекста. Спустя год всё пройдёт. Конечно, насколько я понимаю, измена фактически невозможна — потому как проклятие успеет среагировать ещё на подлёте, но… — Элеанор откашлялась. — Лично я бы воздержалась, а так…