Прайм-тайм - Хенк Филиппи Райан

— Ладно, — отвечаю я и обращаюсь к Анжеле уже отрывисто, по-деловому, прекрасно зная, что, покажи я начальнице свое недовольство, это только заставит ее еще больше упиваться своим могуществом. — Кто мой фотокор? — спрашиваю я. — И где мы с ним встречаемся?

Анжела, склонив голову набок и сощурив глаза, впивается в меня взглядом:

— Прическу, я думаю, сможешь поправить в машине. Хотя это не важно — в кадре ты нам все равно не нужна. Мы просто передадим твое интервью утреннему репортеру. А, и твой оператор Уолт, — добавляет она. — Он тебя уже ждет.

Краем глаза вижу, как Франклин прячет улыбку.

— Передай нам все, что нароешь, — продолжает Анжела. — Это интервью однозначно потребуется к двенадцатичасовому выпуску, — И, махнув ладонью, разворачивается. — Чао, писаки.

Мой мозг сейчас взорвется.

К двенадцатичасовому выпуску? От меня ждут, что я проделаю весь этот путь до Лексингтона в компании пассивно-агрессивного фотографа-фрика с коммуникативными навыками проблемного подростка, сделаю жалостливое, глубокомысленное интервью с безутешной вдовой, после чего вовремя вернусь на станцию, чтобы соорудить из этого материала нечто связное, адекватное и интересное — к двенадцатичасовому выпуску?

Отлично. Я справлюсь.

Но просто на заметку: в таком случае мне никогда не удастся найти материал для ноябрьского сюжета. Смотрите реалити-шоу «Новости» на нашем канале. Последние события: если в этом году Чарли засыпется, то ее тут же вышвырнут с острова большинством голосов.

— Ну и куда нам, Чарли? Тебе передали инструкции?

Забираюсь в бледно-зеленый «форд-краун-виктория», выданный Уолту телеканалом, и отчаянно пытаюсь найти место для кейса и стаканчика с недопитым латте среди груды гудящих и сверкающих радиопередатчиков, потрескивающих по лицейских раций и сканеров. Саму машину парень называет — видимо, на полном серьезе — уолт мобилем.

Не дав мне даже пристегнуть ремень, Уолт резко трогается с места, и вместе с гравием, взлетевшим в воздух с подъездной дорожки, кидаются врассыпную вооружившиеся фотоаппаратами туристы.

— Поживей! — выкрикивает Уолт, высунувшись из окна. — Ну, так чью жизнь ты сегодня собираешься сделать несчастной, Чарли? — язвит он.

— Очень смешно, — отвечаю я, наконец справившись с ремнем безопасности. — Тем более, если уж на то пошло, она и так несчастна. Слышал сегодняшнюю новость о жертве автомобильной аварии? Его жена согласилась пообщаться с нами. Странно, тебе не кажется? Я бы не стала раздавать интервью телевизионщикам, если бы у меня погиб муж. В общем, она живет в Лексингтоне. — Вынимаю листок, который дал мне Франклин. — В инструкциях написано…

Уолт прибавляет скорости, видимо выражая тем самым свое глубочайшее презрение.

— Я и так знаю, как туда ехать. Лексингтон, говоришь? Нехило.

Погрузившись в свой унылый мир, Уолт принимается тыкать на кнопки в поиске радиостанций и изредка выкрикивает ругательства в адрес не угодивших ему водителей, коих оказывается подавляющее большинство.

Мне нет дела до всего этого. Я недовольно хмурюсь, но не от противного шума. Нет еще и половины десятого утра, а уже два человека сказали мне, что мое время прошло. Что они не могут — или не хотят? — показать меня по телику. Надменное отношение Анжелы я еще как-то могу списать на ее желание вывести меня из себя. Но Тэдди? С этим сложнее. Он милейший из всех наших ребят, трудолюбивый, надежный. Так что в его словах не было ничего личного — только чистый профессионализм. Картинка не в фокусе. Уровень громкости зашкаливает. Чарли — слишком старая. Прислонившись лбом к прохладному стеклу, печально гляжу в окно.

Не то чтобы сорокашестилетие стало для меня сюрпризом. Вот тебе сорок пять, а следом за тем сорок шесть. Ну а потом, довольно скоро, сорок семь. Благодаря счастливому стечению обстоятельств — хорошие гены, качественная косметика и ненавистные, но упорно выполняемые упражнения — я выгляжу моложе своего возраста. Но я не тешу себя, так как знаю: на местном новостном телеканале гламура ничуть не меньше, а то и больше, чем настоящей журналистики, и поэтому я уже начала откладывать деньги на пластическую операцию. Когда-нибудь пригодятся.

Но в то же время я сумела-таки найти свою нишу в расследовательской журналистике, поэтому мне больше не приходится спотыкаться о различные подводные камни, которых не миновать простому «уличному» журналисту. Скажем, если вещаешь о каком-нибудь пожаре, то надо непременно стоять возле этого пожара, даже если по другую сторону от горящего здания освещение лучше. Даже если ветер развевает волосы и они приклеиваются к накрашенным губам, а брызги воды из пожарных шлангов размазывают по лицу тушь на манер тинейджера-гота. Эту часть новостной журналистики я торжественно завещала двадцатилетним новичкам.

Опустив солнцезащитный щиток, быстро сверяюсь с зеркальцем. Выясняется, что моя новая дорогущая примочка для здоровой сияющей кожи чуда не сотворила и круги у меня под глазами по-прежнему темнее самих глаз. Но в остальном разве все так уж плохо? Щурюсь, пытаясь разглядеть отражение получше, но ничего не выходит, потому что я в контактных линзах и вблизи вижу плохо. Если надеть очки для чтения, то станет виднее, но тогда я не смогу понять, как выгляжу на самом деле, — ведь я буду в очках для чтения.

Тут во мне просыпается совесть. Миссис Форман уж точно без разницы, как я выгляжу. Захлопываю щиток. У нее погиб муж. Я должна считаться с ее несчастьем. Я ведь журналист. Я люблю свою работу. И выгляжу нормально.

Уолт останавливается на каком-то шапкозакидательном ток-шоу и врубает звук на полную громкость. Таким образом он подчеркивает свое нежелание заводить разговор и дает мне понять, кто здесь за главного. Уж я-то знаю, кто здесь за главного. Убавляю громкость.

Каким удовольствием было бы вылить остатки латте ему на голову. Но это наверняка относится к нарушению корпоративных норм, и в результате он получит компенсацию, а меня уволят.

На улице гораздо спокойней, чем в машине. Новая Англия[5]в октябре. Даже по дороге к этому интервью из преисподней я успеваю отвлечься на солнечные лучи, пробивающиеся сквозь багряные листья кленов, с обеих сторон обступающих извилистые улочки ухоженного района. Сегодня учебный день, поэтому вдоль гаражей тянется линия припаркованных велосипедов всех размеров; в надувных детских бассейнах искрится вода, хотя сезон купания уже закончился; иногда подозрительно поднимает голову сторожевой пес, разбуженный мотором нашего «форда».

— Вот и он, номер 2519, — наконец говорю я, указывая на желтый, обшитый досками двухэтажный дом. И в голову лезут мысли о том, что теперь этот дом имеет свою печальную историю. И его жители — я даже не знаю, есть ли у Форманов дети, — навсегда запомнят сегодняшний день. До аварии. После аварии.