Леонид Заманский: человек без страха - Сергей Владимирович Киреев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уважить наш рабочий коллектив,
А можете избрать — тут ваше дело –
Любую из других альтернатив –
Сидеть тут месяц, два, и три, и десять,
И ждать, когда всё высохнет вокруг, –
Меня и самого порою бесит
Наш климат, тот, который чёрту друг!
Короче, братцы, ставь ещё посуду,
Бери тарелку с лакомым куском,
Иначе ваши тачки так и будут
Лежать, как корабли, на дне морском!
Тут надо курс выдерживать весёлый,
Чего там? пировать — так пировать!
Нам предстоит вопрос решать тяжёлый –
Машины из болота доставать!
Деньги что? Да, без них грустновато.
Только в них, как в какую-то вату
Всё уходит, как в зыбкий песок –
Честь и совесть, любовь и свобода,
Наша жизнь, наши лучшие годы –
Всё там колом встаёт, поперёк».
-13-
Да, Димон не дурак. Кто-то даже
Скажет мне: «Ну и сплёл же ты пряжу,
Ну и выдумал ты персонаж!» –
Типа, в жизни таких не бывает,
А сама их она зарывает
В яму, в землю за ихнюю блажь!
Что ж, и ладно, и нечего спорить
С тем, кто чушь несусветную порет.
Я на пьянку согласие дал
С непосредственным нашим участьем,
И Заманский, ломая запястья,
До утра всем подряд наливал!
Мы в итоге доели, допили;
Мы, конечно же, им заплатили,
Я исполнил прощальную речь
В честь проделанной сложной работы –
Всё же парни смогли из болота
Наши чёртовы тачки извлечь!
«Сказал — ответь делами! — вот их кредо, –
Не то всё будет наперекосяк!»
Мы захотели с Лёнькой напоследок
Посёлок посмотреть, чего и как.
«Смотри, Серёга, сюр, — сказал мне Лёня, –
Рука взлетела лёгкая его, –
Я думал, лес там, луг, пасутся кони,
Но нету там такого ничего».
Сюрреализм в искусстве уважают.
А в жизни он не то, чтобы изгой,
Он суть её, изнанку отражает
И потому пугает нас порой.
Мы с Лёней его близко увидали, –
И правда страшновато стало нам:
Лежат себе какие-то детали –
Загадочный, дурацкий ржавый хлам –
До горизонта, сколько видно глазу,
В какую-то всё сбито кутерьму,
И даже не поймёшь вот так вот сразу,
Что именно, зачем и почему.
Рассвет висит зловещий, цвета йода,
Земля под ним — чернее всех чернил.
…Димон исполнил роль экскурсовода –
Подробно всё, как есть, нам объяснил.
Он с гордостью сказал нам, что немало
Там, вдалеке, средь высохших осин,
Подшипников коленчатого вала
И даже новых газовых турбин.
Бери что хошь — тут явно мир загробный,
Всё списано к чертям давным-давно.
И я сказал: «Да как-то неудобно,
Пусть даже всё бесхозное оно».
Но знатный комбайнёр Витёк Семёнов
Нас попросил напрасно не дурить:
«Я вам набор продольных лонжеронов
Могу на память лично подарить».
…Как старый слон, задумчивый и сонный,
В кустах саванны спрятавший башку,
Свеклоуборщик собственной персоной
Лежит в чертополохе на боку.
И не сказать, что скопище уродов,
Но всё же инвалиды, рвань и голь,
Комбайны для уборки корнеплодов
Покрыты мхом, раздолбанные в ноль.
Читатель, ты прости, я с ритма сбился,
Размер главы немного потерял,
В меня сюрреализм когтями впился,
Мозги мои на части разодрал.
Мне не снискать художественных лавров,
Как портретист, зачах я на корню,
Но этих вот железных динозавров
Я в памяти, в душе своей храню.
Нет, тут не просто сюр — обычный, скромный,
Как на картине, где ни то, ни сё,
А весь такой расширенный, огромный,
Он даже высший смысл в себе несёт –
Что было всё и никуда не сплыло,
Лежит себе спокойно на земле –
Серьёзная такая дремлет сила,
А мы вокруг галдим навеселе.
У Кольки в сумке звякали бутылки,
Он хоть морально вроде и воскрес,
Но сфоткаться на фоне молотилки
Не смог, поскольку всё же был не трезв.
А вот Васёк, подумав о сюрпризе
(Имея также цель его обмыть),
Нам подарил четырёхтактный дизель,
Спросив, чего ещё нам подарить.
-14-
Время ехать. Пора расставаться.
Уважуха и буря оваций
Им, нормальным весёлым парням,
Что напитками нас пропитали,
Что машины из грязи достали
И скучать ещё будут по нам.
И спросил у них Лёня, прощаясь:
«Я, ей-Богу, ребята, отчаюсь,
Если сам для себя не пойму –
Почему она вся развалилась,
Эта техника, что с ней случилось,
Что она не нужна никому?»
И ребята сказали: «Когда-то
Был колхоз наш большим и богатым,
Нам запчасти свозили в ремонт.
СССР пока есть. Нет колхоза.
В день по литру — рабочая доза,
Это видимый наш горизонт.
Ты, вот, Лёня, в Москве проживаешь.
Ты работать людей заставляешь.
Что ж, ни пуха тебе, ни пера.
А у нас тут простые расчёты:
Ни села, ни людей, ни работы,
Потому и стоят трактора».
Светлело небо в утренней прохладе,
Сходил на нет, кончался звёздный бал.
Димон в Кассиопею шутки ради
Подшипником швырнул, но не попал.
Он нам сказал: «Купите эту свалку!
Здесь даже птицам боязно летать, –
Они от страха скорость и дыхалку
Не в силах тут надолго удержать.
Какой-то, что ли, грач, не то он филин,
Однажды посмотрел, и всё — того!
Вошёл в пике — испуган, обессилен,
И никогда не вышел из него!»
Друзья Димона Лёньку подкололи:
Ты старший, типа, маршал, генерал,
Возьми его хоть как, хоть даром, что ли,
Убитый этот, брошенный металл!
Давай, решай, и — с Богом, поднатужась,
Хоть и учили нас, что нет Его.
Вокруг, пока он жив, железный ужас,
Не будет никогда и ничего.
Ну, что ж, у Лёни принцип: делать дело!
Желательно, со всеми и везде.
Ну вот и здесь душа его запела:
«Кому платить? — спросил их Лёня, — где?
Там вроде бы какая-то контора
Вблизи холма». «Хорош, — ему в ответ, –
Там раньше человек сидел, который
Был всем нам враг. Его там больше нет.
Он по одной всегда и той же схеме
Строчил доносы. Больше не строчит.
Их не читал никто. Другое время.
И он тогда скончался. Суицид».
-15-
Лёня с ходу туда и нагрянул,
Сквозь окошки разбитые глянул:
«Ну и где тут приём платежей?»
Он нормальный пацан, понятийный,
Только всё заросло паутиной
В этом доме из двух этажей.
Зябко. Пусто. Темно. Нету власти.
Лишь крыльцо, словно челюсть из пасти,
Из поломанной