Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Девушка и ночь - Гийом Мюссо

Девушка и ночь - Гийом Мюссо

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 69
Перейти на страницу:

Услышав сзади голос, я резко повернулся кругом – и увидел смеющееся лицо Стефана Пьянелли. Длинные волосы, мушкетерская бородка клинышком, круглые очки а-ля Джон Леннон, сумка на ремне через плечо – корреспондент «Нис-Матен» выглядел так же нелепо, как и в лицейские годы. Единственной уступкой требованиям времени с его стороны была тенниска под репортерским жилетом, украшенная знаменитой буквой φ – эмблемой крайне левой партии «Непокоренная Франция».

– Привет, Стефан, – ответил я, пожимая ему руку.

Мы прошлись немного вместе. Пьянелли был моим сверстником и, как и я, уроженцем здешних мест. Мы учились в одном классе до самого выпуска. Он запомнился мне как большой любитель драть глотку и неумолчный говорун, который своими умозаключениями нередко ставил учителей в тупик. К тому же он был одним из немногих лицеистов, обладавших политической сознательностью. После блестяще сданных выпускных экзаменов, позволивших ему продолжать учебу на подготовительном отделении при школе политических исследований здесь же, в Сент-Экзе, он предпочел поступить на филологический факультет Ниццкого университета. Мой отец называл этот факультет «фабрикой безработных», а мать, отличавшаяся куда более резкими суждениями, считала его «сборищем леваков-бездельников». Но Пьянелли всегда занимал фрондерскую позицию. В Карлоне, студенческом городке при филфаке, он лавировал между разными направлениями в левом движении, а первый его звездный час настал однажды весенним вечером 1994 года во время передачи «Молодежь завтра!», которая шла по «Франс-2». Тогда десятки студентов битых два часа поносили в прямом эфире пресловутый закон о минимальной заработной плате, которую пыталось навязать им правительство. Я недавно пересматривал эту программу на сайте Национального аудиовизуального архива и меня поразила тогдашняя самоуверенность Пьянелли. Ему дважды предоставляли микрофон, и он смело вступал в полемику с самыми искушенными политиками, в два счета затыкая их за пояс. Он был упрям как осел и не признавал авторитетов.

– Что думаешь насчет выборов Макрона? – вдруг спросил он. (О политике он мог говорить без конца.) – Неплохая новость для публики вроде тебя, верно?

– Пишущей братии?

– Нет, братии мерзких толстосумов! – сверкая глазами, огрызнулся он.

Пьянелли был колюч, зачастую не в меру, но тем не менее он мне нравился. Он был единственным выпускником Сент-Экза, с которым я виделся довольно часто, поскольку он брал у меня интервью для своей газеты всякий раз, когда я выпускал новый роман. Насколько мне было известно, он никогда не стремился сделать карьеру в государственных средствах массовой информации, предпочитая оставаться независимым журналистом. В «Нис-Матен» ему дозволялось писать о чем угодно – политике, культуре, городской жизни, – и такую свободу он ценил превыше всего. Считая себя охотником за сенсациями и обладателем острого пера, он все же старался сохранять определенную объективность. Я всегда с большим интересом читал его рецензии на мои романы, потому что он умел видеть то, что спрятано между строк. Его статьи были необязательно хвалебными, но, даже соблюдая сдержанность в оценках, Пьянелли не забывал, что любой роман – как и любой кинофильм и любая театральная пьеса – зачастую плод многих лет упорного труда, сомнений и переосмыслений И это можно критиковать, а вот уничтожить все это одним росчерком пера, по его разумению, было верхом жестокости и тщеславия. «Самый посредственный роман, несомненно, куда более ценен, нежели критика, глумящаяся над ним», – сказал он мне как-то, применив к литературе знаменитую фразу Антона Эго, кулинарного критика из мультфильма «Рататуй».

– Но шутки в сторону. Так каким же ветром тебя занесло в наши края, художник?

С нарочито безразличным видом он прощупывал почву, забрасывал удочки, собираясь нанести мне удар прямо в грудь. Он мало что знал о моем прошлом. Возможно, почувствовал нервозность, с какой я теребил лежавшие у меня в кармане очки, как две капли воды похожие на те, что были у Винки, а может, считал и угрозу, которую я получил четверть часа назад.

– Просто приятно возвращаться к своим корням, разве нет? С годами человек…

– Брось трепаться, – усмехнувшись, оборвал меня он. – Тебе же, Тома, противно все это сборище «бывших». Посмотри на себя, на свою рубашку от Шарве и часы «Патек Филипп». Так я и поверил, что ты прилетел сюда из Нью-Йорка ради того, чтобы, чавкая жвачкой, затянуть вместе с парнями, на которых ты смотришь свысока, песенку из заставки к «Грендайзеру»[17].

– Тут ты ошибаешься. Я ни на кого не смотрю свысока.

И это была чистая правда.

Пьянелли уставился на меня с недоверием. Его взгляд едва заметно изменился. Глаза блестели так, словно он о чем-то догадался.

– Я понял, – наконец сказал он, качая головой. – Ты примчался потому, что прочитал мою статью!

От его дотошных расспросов у меня перехватило дух, как будто он нанес мне прямой удар под дых. Откуда он узнал?

– Ты это о чем, Стефан?

– Не строй из себя невинного агнца.

Я постарался говорить непринужденным тоном:

– Я живу в Трайбеке[18]. И за чашкой кофе читаю «Нью-Йорк таймс», а не твою местную бульварную газетенку. На какую еще статью ты намекаешь? Уж не на ту ли, где ты извещал о пятидесятилетнем юбилее «конторы»?

Судя по его кислой мине и насупленным бровям, мы говорили о разных вещах. Впрочем, мое облегчение оказалось недолгим, потому как он тут же мне вкатил:

– Я намекаю на статью про Винку Рокуэлл.

На этот раз я так и застыл от изумления.

– Значит, ты действительно не в курсе! – заключил он.

– Да в курсе чего, черт возьми?

Пьянелли покачал головой и достал из сумки блокнот.

– Мне пора работать, – сказал он, когда мы вышли на главную площадь. – Надо еще тиснуть статейку в местную бульварную газетенку.

– Погоди, Стефан!

Довольный произведенным на меня впечатлением, он ретировался, махнув мне рукой:

– Еще поговорим.

Сердце у меня готово было вырваться из груди. Одно я знал совершенно точно: сюрпризы для меня на этом не закончились.

3

Каштановая площадь содрогалась в такт оркестру и бойким разговорам, которые вели гости, сбившиеся в мелкие группы. Когда-то здесь росли величественные каштаны, но их уже давно уничтожил вредитель. Впрочем, площадь сохранила свое название, хотя теперь здесь все было засажено канарскими пальмами, чьи грациозные силуэты навевали мысли о каникулах и праздности. Под просторными шатрами из сурового полотна поставили буфет с рядами стульев и обтянули все цветочными гирляндами. На забитой народом эспланаде суетились официанты в канотье и матросских костюмах.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 69
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?