Свобода - Владимир Козлов

Я кивнул.

– Теперь – о концепции нашей работы. Мы должны делать продукт. И продукт – для читателя. Это раз. И для рекламодателя. Это два. Что интересно лично тебе или мне – это дело десятое. Ты можешь слушать какую угодно музыку и читать что угодно – но все это ты, как говорится, оставляешь там, за дверью. Здесь твой приоритет – то, что хочет читатель. Если он хочет читать про Машу Распутину, то мы будем писать про Машу Распутину. И если рекламодатель захочет, чтобы мы написали про Филиппа Киркорова, мы будем писать про Филиппа Киркорова. Такая наша политика…

– Да, я понимаю…

– Сколько тебе нужно времени, чтобы там уволиться?

– Две недели. По законодательству…

– Хорошо. Значит, напишешь заявление в отделе кадров – прошу принять меня на работу, и тэ дэ и тэ пэ. Трудовая книжка есть?

– Да.

– Ну и отлично.

Редактор встал, улыбнулся.

– Думаю, все у нас получится.

* * *

Я снял трубку черного старого аппарата, набрал номер. Влад ответил после пятого гудка.

– Привет, это Андрей!

– Привет, привет! Ты уже в Первопрестольной?

– В ней самой…

– Когда приехал? Утром? Хватай свои шмотки – и дуй ко мне. Переночуешь, а завтра начнем искать тебе хату…

– Я уже снял квартиру…

– Ничего себе… Ты просто как летучий голландец…

– Прямо с поезда – и в агентство.

– А в каком районе хата?

– Метро «Отрадное». Вернее, не совсем у метро – на автобусе пять остановок.

– Это нормально. А сколько денег?

– Триста баксов.

– А вот это слегка крутовато. За три сотни можно было и получше хату найти… Или такую же, но дешевле… Ладно, что сделано, то сделано.

– Как ты в Сочи слетал?

– Неплохо, весьма неплохо. Но неделя в Москве – и все, как будто и не уезжал. Рутина затягивает – просто вообще. Что, повидаемся вечером, пива попьем?

– Давай лучше завтра. Отдохнуть хочу…

– Не, завтра я занят… Ладно, на неделе тогда или в следующие выходные… Все, давай.

– Пока.

Я положил трубку, отодвинул аппарат. Стол был покрыт красной скатертью с круглыми пятнами от чашек. У стен, один напротив другого, стояли два потертых дивана, в углу – выгоревший полированный шкаф. Над дверью висели оленьи рога. За стеклом старого серванта лежали несколько журналов «Караван историй», детективов в мягких обложках, газет «Советский спорт», стояли школьные учебники по химии и алгебре для девятого класса, фигурки из киндер-сюрприза, несколько хрустальных рюмок и чашка «Санкт-Петербург» с выщербленным краем. Во всей квартире старые вещи хозяев перемешались с оставленным прошлыми жильцами ненужным или забытым барахлом.

Я вышел на кухню. Над столом были прилеплены календари за несколько лет – девяносто второй, девяносто четвертый и девяносто пятый. На девяносто пятом улыбалась девушка в купальнике, держащая в руке стакан с соком. Я посмотрел в окно – на двор с поломанными качелями, несколько машин у подъездов, серую девятиэтажку напротив.

* * *

– Из «Городского курьера», да? – спросила юная девочка-секретарша с сережками в обеих бровях и в носу, с темно-вишневой помадой. – Филипп освободится буквально через пять минут. Подождите, пожалуйста… – Она кивнула на красный кожаный диван у стены напротив и уткнулась в книгу Дарьи Донцовой.

На стеклянном столике валялись несколько потрепанных глянцевых журналов. Я взял один, перелистал. Лицо чувака показалось знакомым. Статья называлась «Амурные приключения молодого олигарха». На фотографиях он сидел в шезлонге на пляже, рядом с девушкой топлес. В «боксе» была напечатана биография: «Родился в 1971 году в городе Могилеве, закончил всесоюзную физико-математическую школу при МГУ и физический факультет МГУ. Начал заниматься бизнесом уже на первом курсе с торговли на вещевых рынках Москвы».

Весной в восьмом классе математичка отправила нас со Смирновой участвовать в отборе в физико-математическую школу при МГУ.

– Шансов у вас, сами знаете, нет, – сказала она. – Но нужно показать, что и в нашей школе есть претенденты, хоть школа и на окраине, в рабочем районе…

Отбор проходил во Дворце пионеров. Нас собралось человек пятьдесят. Под окнами проходила трасса для картинга. Ревели моторы, в открытые окна залетал запах солярки. Все сидели по одному, через проход от меня – чувак в вытертых джинсах и импортном свитере с надписями. Когда мы сдали письменные задания и ждали устного собеседования, он пододвинулся ближе ко мне и спросил:

– Ты хотел бы поехать учиться в Москву?

– Не знаю.

– Москва – это вещь. Если меня возьмут, будет клево. У нас пацаны с класса едут туда поступать – в училище на машинистов. Так что я бы там не пропал…

Отбор ни я, ни Смирнова не прошли. И того чувака я потом ни разу не видел. На фотографиях в журнале был он – повзрослевший, но точно он.

Дверь кабинета открылась, вышел клипмейкер Филипп – с длинными волосами, сотовым телефоном в руке, в широких джинсах, – подошел ко мне, сунул руку. Я поднялся, пожал ее.

– Вы журналист? «Городской курьер», не так ли?

Я кивнул.

– Пойдемте в мой кабинет.

На стенах висели фотографии в рамках – Мэпплторп, Ян Саудек. На заваленном бумагами, газетами и журналами столе стояло несколько пустых и полных бутылок импортного пива.

– Пиво будете? – спросил Филипп. – Вам это, может быть, кажется несколько странным, но мы, как творческие люди, можем себе позволить некоторые вольности…

– Нет, спасибо…

– А я с вашего позволения…

Он взял бутылку, открыл о край стола. Пробка покатилась в угол. Я достал из рюкзака диктофон, положил на край стола, отодвинув бумаги, сел на стул. Филипп сел в красное компьютерное кресло.

– Мы вошли в новое время без разгона, сразу, понимаете? – говорил Филипп. Он пил уже вторую бутылку пива. – И за это, я считаю, нам можно простить многие ошибки. Они были неизбежны. Потому что еще вчера по телевизору «Течет река Волга», а уже сегодня – довольно качественный клип молодой отечественной звезды, понимаете? Мы шли по абсолютно новой территории, по которой до нас никто еще не ходил…

– Вы интересуетесь политикой?

– Вот я сейчас скажу, что да, интересуюсь, и вы странно на меня посмотрите… Потому что я вроде бы по определению не должен интересоваться политикой. Потому что я – в некотором смысле богема… И, понимаете, это действительно так. Но в этом нет ничего плохого, это в советские времена все, что не вписывалось в коммунистическую идеологию, сразу же «опускалось». А что плохого в богемности как в некоем образе жизни творческого человека?