Зрячие - Кристиан Роберт Винд

Упрямый помощник наотрез отказывался состригать или укорачивать свою копну, хотя она нередко откровенно мешала ему и доставляла массу неудобств. Каждое утро Кваху подолгу промывал волосы отваром сильно пахнущих трав, а затем столь же долго вычесывал их деревянным гребнем. После этого индеец смазывал концы прядей каким-то диковинным маслом, которое хранил в глиняном горшочке, и перематывал хвост кожаным шнурком.

Хантер знал своего помощника уже более шести лет, и за все это время Кваху ни разу не подстригал волосы. Иногда детектив подначивал индейца и шутливо заявлял, что, если бы они суммировали время, которое тот ежедневно тратит на уход за своей шевелюрой, то вполне могли бы раскрыть, по меньшей мере, с добрую дюжину-другую самых сложных преступлений.

– В моем племени волосы мужчины – это его главная гордость, – каждый раз категорично заявлял помощник. – Они несут в себе сакральную силу и не позволяют утратить духовную связь со своими предками. Белый человек никогда не сумеет этого понять, но для любого индейца его предки – это самое важное, что существует под небом. И это все, что у нас осталось после того, как белые отобрали наши земли.

– Ты бы мог, по крайней мере, собирать их в пучок или заплетать в косу, – устало отвечал Хантер, угрюмо разглядывая в который раз забившийся сток душевой. – Я каждый месяц трачу по пятьдесят долларов на то, чтобы горничная очищала ковры от клоков твоих волос.

– Я не могу этого делать, мистер Хантер, и вы прекрасно об этом знаете, – спокойно возражал индеец. – Волосы мужчины всегда должны быть распущены и свободно спадать по его спине, чтобы жизненная сила, текущая в них, не натыкалась ни на какие препятствия. Я и без того нарушаю древние традиции своего народа, когда собираю их в хвост. Согласно законам нашего племени, так можно делать лишь во время работы, охоты или в битве, чтобы пряди не мешались и не спадали на лицо.

– Я бы не возражал против твоих привычек, если бы в этом доме была еще одна ванная комната. Знаешь, Кваху, мне не очень нравится начинать свое утро с вытаскивания черных волос из решетки душевой кабины.

– Я не могу прикасаться к выпавшим волосам, мистер Хантер. И это вы тоже прекрасно знаете.

– Нам обоим стало бы куда проще жить, – замечал детектив с тяжелым вздохом. – Если бы ты наконец облысел.

После этого Кваху обыкновенно скрещивал руки на груди и холодно возражал:

– Я тоже вынужден терпеть множество неудобств, проживая с вами под одной крышей, мистер Хантер. Однако я куда более терпелив и осознаю, что настолько разные люди, как мы с вами, не могут иметь одинаковые взгляды даже на самые простые вещи.

– Правда? И чем же я тебя так раздражаю?

– Вы правда хотите это знать, мистер Хантер?

– Безусловно, Кваху, – отвечал детектив, развалившись на диване в гостиной, пока индеец оставался стоять на прежнем месте, возвышаясь над ним, будто древняя статуя. – Ведь мне всегда казалось, что более лояльного человека, чем я, в мире просто не может существовать физически. Надеюсь, ты не забыл о том, что именно я решил прийти тебе на помощь шесть лет назад, когда ты топтался посреди чикагского вокзала, будто отбившийся от стада олененок?

Обыкновенно их словесная перепалка оканчивалась именно на этом месте. Пристыженный и сконфуженный индеец мгновенно умолкал, а Хантер тайком наслаждался чувством внутреннего удовлетворения, которое надолго избавляло его от желания снова поворчать.

На самом деле, ни один из них не воспринимал эти стычки всерьез. Скорее, это было нечто вроде привычного ритуала, когда у Хантера выдавалось особенно скверное настроение, и тогда он дотошно подыскивал любой повод, чтобы избавиться от накопленного стресса, вызванного утомительной работой. Обыкновенно это случалось после закрытия дела, начинающегося как рядовой поиск пропавшего, и неожиданно оканчивающегося преднамеренным убийством. В такие дни детективу невозможно было угодить, и индеец прекрасно понимал, что нужно просто дать Хантеру немного времени.

После таких заказов все в жизни детектива начинало усиленно его раздражать – даже те вещи, на которые он обыкновенно не обращал никакого внимания. Например, излишне горький кофе в местном кафе, слишком большие счета за весьма скромный дом в пригороде Чикаго или, как это часто бывало, некстати засорившийся сток в душевой.

– Вы правы, мистер Хантер, – миролюбиво отвечал Кваху, и его смуглое лицо тут же смягчалось. – Никому не было никакого дела до моей беды. Только вы согласились помочь мне в тот день.

– Ладно… Забудь, – вздыхал детектив, устало вытягивая ноги. – Я все равно собирался вызвать горничную завтра утром. В этом доме давно пора навести порядок… Но учти, Кваху, я вычту эти траты из твоего жалования!

После этого индеец молча кивал, удаляясь в свою спальню, а Хантер допоздна оставался в гостиной, таращась сквозь большое окно на пустынную аллею, вдоль которой тянулись убогие однотипные домишки.

Как он ни старался, он до сих пор не мог спокойно справляться с эмоциями, захлестывающими его душу после распутывания особенно жестоких дел. Хотя иногда ему и казалось, что жизнь в бетонном мегаполисе очерствила его сердце, на самом деле это было совсем не так.

Хантер все еще отчетливо помнил тот день, когда впервые увидел Кваху. Прибыв на чикагский вокзал в поисках зацепок по одному из своих текущих дел, он вдруг заметил странную фигуру, суматошно мечущуюся по всему перрону. Причудливо одетый смуглый мужчина носился то в одну сторону, то в другую, безуспешно силясь что-то отыскать.

Равнодушные прохожие сновали мимо, не обращая на индейца никакого внимания, словно его и вовсе не существовало. Какое-то время Хантер, позабыв о том, что привело его на вокзал, молча наблюдал за мужчиной, все отчаяннее бегающем взад-вперед. Казалось, что в конце концов он просто упадет без сил и умрет, охваченный обуявшей его паникой.

– Что случилось? – поинтересовался Хантер, осторожно приближаясь к индейцу, лицо которого светилось отчаянием. – Вы что-то потеряли?

Длинноволосый человек испуганно застыл на месте, таращась в незнакомое лицо детектива. Но, очевидно, не почуяв никакой угрозы, исходящей от него, он немного успокоился, а затем на не слишком хорошем английском принялся рассказывать свою удивительную историю.

Индеец покинул свою резервацию, чтобы перебраться к дальней родне, обитающей в другой части материка, однако при пересадке на чикагском вокзале кто-то увел из-под носа его чемодан. Чемодан, в котором были все его немногочисленные пожитки – деньги, документы и билет на поезд.

Сжалившись над индейцем, Хантер предложил ему свою помощь. Отложив все дела, он занялся весьма долгим, утомительным и, как позже выяснилось, не самым дешевым заданием – восстановлением документов и подтверждением личности своего случайного знакомого.

Однако время шло, а беготня с бюрократическими бумажками и не думала завершаться, и в какой-то момент детектив осознал, что если он сейчас же не вернется к частной деятельности, то просто останется без средств к существованию. Не желая быть обузой, Кваху то и дело настойчиво навязывал детективу свою помощь, и в один из дней Хантер с удивлением отметил про себя, что индеец совсем не так уж бесполезен, как могло показаться сначала.