Дальний приход - Николай Коняев

Стоящие в ряд шезлонги были пусты…

Никого, кроме меня, не было в этот слишком ранний час на палубе. Только бездельничающий ветерок гонял по пустой палубе кусок газеты. Вот она ткнулась мне в ноги, замерла на мгновение и побежала дальше, подгоняемая легким сквознячком…

Начинал я служить в сельской церкви и был тогда совсем молодым человеком, ни в колдунов, ни в нечистую силу не верил, думал, что все это — бабушкины сказки.

Тут странно получалось…

Я не сомневался, что бесы существуют, но знал об этом из книг, сам никогда с подобным не сталкивался, поэтому и считал, что в реальной жизни их нет.

И вот, закончив семинарию, получил приход и поселился в небольшом селе в Новгородской области. Дом священника находился рядом с храмом, почти на кладбище.

Удивительное это дело, скажу я вам.

Пока живет человек, его, бывает, и в церковь не дозовешься, а придет час помирать, и обязательно попросит, чтобы поближе к церкви положили.

А поближе места не хватает, вот и приходилось смотреть, как бы совсем усадьбу не превратили в кладбище. Однажды ночью проснулся, слышу — копают во дворе. Зажег свет, вышел с фонариком на крыльцо. Смотрю — в углу двора могилу начали копать. Лопаты побросаны, а копальщиков не видно, притаились в темноте.

— Православные! — говорю. — От ума ли будете? Мыслимое ли дело по ночам могилы рыть? Все равно ведь я к себе во двор вашего покойника не пущу, да и хорошо ли ему будет рядом с отхожим местом лежать?

Сказал так в темноту и вернулся в дом, свет погасил, сел у окошка. Смотрю, вылезли из кустов, повозились еще маленько и ушли. Утром вижу — зарыта могила, которую начали копать.

Но это я так, к слову вспомнил.

Нет-нет! Кладбища мы не боялись. Жили рядом, и кладбище нам о бренности земной напоминало…

1

Да… Так вот о нечистой силе.

Веришь в нее или нет, это ничего не значит. Главное, есть она на твоем приходе или нет.

Начал я внимание обращать, что некоторые мои прихожанки свечки на каноне переворачивают… Зачем они это делают, не понимаю. Но внимание стал обращать, кто так поступает. Ну, и перед причастием на исповеди спрашиваю. Некоторые отпираются, а одна старушка, Ольгой ее звали, призналась.

— Я, — говорит, — батюшка, не знала, что нельзя такого делать.

— А, может, — спрашиваю у нее, — ты и еще чего не знаешь, можно ли делать, а делаешь?

— Не знаю, — говорит, — батюшка. — Вот просят сейчас у меня одну корову исправить. Жвачка у нее, понимаешь ли, пропала. К ветеринару ходили, а только он ничего не может. Дак пришли ко мне, просят сглаз снять… Я согласилась, а теперь после нашего разговору и не знаю — уж не грех ли это будет, людям-то помочь? Такая ведь семья бедная…

Вот говорит она мне так, а сама такая рябушчатая старушечка, в своих одежках на луковицу похожая. Посмотришь на нее, и заплакать хочется. А вопрос хитр о поставила.

И главное, смотрит на меня и ждет, чего ей отвечу.

— А сумеешь? — спрашиваю.

— Дак ведь раньше делала. И с коров снимала порчу, и с другой животины приходилось. Дело это несложное, если знаешь как. Только вот теперь насчет греха я сомневаюсь. Помогаешь так людям, а оказывается, что грех это — помогать…

— Значит, знаешь… А знаешь, как сделать, чтобы заболела корова? Можешь так сделать?

— Дак это еще проще, чем исправить! Могу, конечное дело.

— Ну, так вот, бабуся… — говорю. — Если испортить умеешь, то и не исправляй тогда.

— Почему?

— Да потому, что один источник той силы в тебе — темный. И свечки на каноне тоже не переворачивай. Не бросишь этого занятия, к причастию не пущу!

Очень старушенция тогда огорчилась.

— Как же так? — говорит. — Ведь всегда делали такое?!

— А теперь больше не делай.

Такой вот у меня разговор состоялся.

Хоть и на исповеди, а все в курсе, что мы говорили. Свечки в церкви перестали переворачивать, а все равно смотрю — что-то не то вокруг происходит.

Какие-то черные кошки вокруг бегают… Идет вроде впереди человек, а приглядишься — нет никого там — только черная кошка лежит…

Не по себе, конечно, в такую минуту становится, но я специально на это внимания не обращал. Живу спокойно, службы веду в церкви.

А слухи, тени какие-то все приближались, приближались ко мне.

То дочка что-нибудь странное на кладбище увидит, то матушка напугается.

Старушечку, всю в черном, приметила, ходит вокруг могилки кругами и остановиться не может. Жена удивилась, смотрит на нее, пытается понять: что она такое делает. А старушенция, видно, почувствовала ее взгляд, обернулась, и выражение лица у нее, жена рассказывала, какое-то странное было — и злое, и одновременно растерянное. Вот посмотрела так, а потом вдруг исчезла.

И прихожане тоже часто жаловаться стали, неладное происходит что-то. Одна фельдшерица, серьезная такая женщина, квартиру освятить попросила. Что-то, говорит, непонятное завелось. После двенадцати часов ночи существо какое-то материализуется. Чуть больше метра высоты. Белое. Бегает по квартире, гремит… А то дак рука откуда-то высунется и душить начинает…

Ну что делать?

Фельдшерицу я хорошо знал, на службы в церковь регулярно ходила. Пошел к ней… Квартира странная, пока шли по улице, все тихо было, а вошли в квартиру и что откуда взялось, как будто свадьбы во всех квартирах играют… Шум, треск, завывания, как будто песни поют… Ну, я молитвы прочитал положенные, всю квартиру водой святой окропил… Вернулся домой, лег, просыпаюсь от стука. Что такое, думаю. Форточка закрыта, сквозняка нет. Посмотрел на аналойный столик, а это он стучит, аж ходуном ходит.

Я столик: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа» — перекрестил и снова заснул. А утром просыпаюсь, смотрю — вся краска на полу под аналоем изгрызена.

«Ну, — думаю, — недобрая душа это делала. Так дальше дело не пойдет»

И вот, после обедни, говорю я проповедь и как бы, между прочим, добавляю:

— Дорогие мои карги! Кто это так делает, я вас знаю. Кого в спину видел, кого сбоку. Так вот, имейте в виду, что я тут собираюсь служить долго. Я многих из вас переживу. И учтите поэтому, если не прекратите своими делами заниматься, как умрет кто из вас, так его мимо храма и пронесут — я отпевать не буду…

В общем, в таком духе я свое обличение произнес и к вечеру смотрю, попадает к моему дому старушечка, одна из тех, что свечки в церкви переворачивала. В одной руке у нее рыба сушеная, а в другой — баночка с уже заправленными грибами.

— Батюшка, — говорит, — уж простите меня. Я не знала, что это делать — Богу противно, вот и делала. И порчу наводила, и то делала, и это… Больше не буду грешить. Только уж и вы отпойте меня. Христом Богом прошу…