Кайноzой - Сергей Лукьяненко

Проводник нахмурился. Недосып явно сказался на скорости его мышления.

– Какой чугунный паровоз?

– Маленький, – я показал руками. – Или вы про модель? «ФД». «Феликс Дзержинский». Впереди на котле вместо красной звезды – циферблат. Но я не хочу брать.

– Здорово, – задумчиво сказал проводник. – А почему не хотите брать?

– Гудят громко, – объяснил я. – Днём ещё ничего, а ночью? И уголь в Москве сложно достать, а паровой котёл, знаете, какой прожорливый?

– Да ну вас, – сказал проводник. – Как вы можете в такой ситуации шутить?

Я посмотрел на вагон, который оттаскивали по путям. Сказал:

– Всё лучше, чем плакать.

– Вы учтите, вас не награждать собрались, – предупредил проводник. – Посетители ресторана написали петицию о том, что вы сознательно убили восставшего. вместо того чтобы принять меры к задержанию. В Питере очень строго к этому относятся, знаете ли.

– Да, в Питере с восставшими всегда обращались хорошо, – согласился я. – Уже два века как. Спасибо. Я, в общем-то, догадывался. Даже знаю этого посетителя.

Дожидаться, пока наш поезд снова сцепят, удалив из него мёртвый вагон, будто ампутировав погибший орган, я не стал. Прошёл в другой тамбур, там никого не было. Подумал секунду.

И позвонил по телефону.

– Проснулся? – спросил Маркин. Голос у него был традиционно бодрый. – Что-то рановато доехал до культурной столицы.

– Восьмой вагон отцепляют.

– Ясно. Почему сразу не сообщил?

– Не хотел будить.

– Спасибо, в итоге меня разбудили, как только я заснул. Ты что творишь, Денис?

– Защищаю невинных.

– Ты ещё добавь: «соблюдаю закон». Почему ты убил восставшего?

– Он собирался кинуться на женщину. Разодрал бы ей горло вмиг.

– Женщина-то хоть красивая? – спросил Маркин.

– А то!

Мой начальник хмыкнул. Спросил:

– Задержать не пробовал? Учитывая твой игривый настрой, уточняю – восставшего задержать не пробовал?

– Маркин, ты же меня знаешь, – сказал я. – Он ускоряться начал. Охотиться. Секунды оставались.

– Едва восстав – ускорился? – с сомнением спросил Маркин.

– Бывает, сам знаешь.

Маркин неохотно сказал:

– Всё бывает… От меня требуют санкцию на твоё задержание. Я, конечно, их послал. Пообещал сам разобраться и наказать.

– Кто требует?

– Кваzи, кто ж ещё… Парень был питерским, в его завещании указано согласие на восстание… Советую позвонить Бедренцу.

Я выразительно помолчал.

– Ты же всё равно едешь в их ведомство, – сказал Маркин. – И всё равно бы с ним встретился.

– Не хочу встречаться в роли просителя.

– Понимаю, – одобрил Маркин. – Но если тебя посадят до выяснения, мне будет очень трудно тебя выковыривать из питерских застенков.

Какой слог! Питерские застенки! Видать, достали Маркина безопасники кваzи…

– Не посадят. Я с Сашкой, что они, мальчишку в застенки бросят?

Маркин на некоторое время замолчал. Потом спросил:

– Ты что, с сыном в Питер поехал?

– Откуда мне было знать, что такое случится? А он очень просился. Скучает он по Питеру, понимаешь?

Маркин вздохнул и повторил:

– Позвони Михаилу. Тем более, раз у тебя сын на руках. А мне пару часов не звони, я отключу телефон и лягу поспать.

Поезд вздрогнул – вагоны снова сцепили. Мне дальше спать не суждено, через полчаса приедем на вокзал.

Я стоял и глядел на экран телефона.

Позвонить или попробовать обойтись без этого?

Формально у кваzи не существовало чиновников, полиции и аварийных служб. В общем – никаких государственных структур, один лишь Представитель – президент, царь, диктатор, считайте его кем угодно.

Такая ситуация, насколько я знал, была в большинстве общин кваzи, лишь в США они упрямо скопировали человеческую государственную структуру, образовав параллельное правительство и даже две партии – некро-демократическую и морто-республиканскую. Одну возглавлял женщино-американец, другую – чернокожий трансгендерный американец – в общем, всё как у людей.

Но в России, как и в большинстве стран мира, кваzи декларировали анархическую форму государственного устройства. Они занимались различными делами, но официально их должности никак не были закреплены – «инспектор» или «посланник» Представителя были той максимальной уступкой, на которую они шли.

Так что формально четыре кваzи, собравшиеся вокруг меня с Найдом, должностными лицами не являлись. Несмотря на одинаковую одежду – небесно-голубые кители, оранжевые брюки и пронзительно-жёлтые береты, несмотря на увесистые резиновые дубинки на поясах и ту характерную «полицейскую» манеру общаться, которая остаётся у нашего брата даже после смерти.

– А я ещё раз повторяю, – сказал я. – На основании чего вы меня задерживаете? Если вы сотрудники органов охраны порядка – предъявите ваши документы.

– Ещё раз объясняю, гражданин, – сказал старший из кваzи (погон у них не было, но все они почему-то носили на груди значки в виде маленьких красных звёздочек; так вот: у троих было по одной звёздочке, а у старшего – три). – На территории кваzи нет органов охраны порядка, поскольку нет и нарушения. Мы обычные жители Санкт-Петербурга, любящие порядок. И мы вас не задерживаем. Мы просим добровольно пройти с нами, чтобы в неформальной обстановке в районном отделении клуба любителей порядка побеседовать на разные темы.

Я вздохнул. Нелепая раскраска формы (которой, конечно же, тоже не было – ну просто случайно оделись «обычные жители» одинаково) вызывала ощущение, что я попал в старую детскую книжку – и спорю сейчас с её вежливыми персонажами.

– Извините, – спросил я. – Ваша фамилия не Свистулькин?

Кваzи выглядел молодо и, возможно, книжку про Незнайку в Солнечном городе не читал.

– Нет, – сказал он. – Фамилия моя Пеночкин, Пётр Пеночкин. А какое это имеет значение?

Я вздохнул. Над вокзалом, как и положено во время прибытия поезда, звучал гимн Санкт-Петербурга:

Найд подёргал меня за рукав. Я положил руку ему на плечо, бросил:

– Подожди, сейчас… Обычный житель Санкт-Петербурга Пётр Пеночкин, скажите, а если я откажусь пройти с вами?