Кодекс чести - Сергей Шхиян

— Мужики, — в отчаянье кричишь ты, — ставлю ведро водки, помогите вытащить карету!

— Оно, водка, конечно, лестно, — соглашаются мужики, — только вдруг не получится? Да и солнце высоко, шабашить пора. Ты, мил, человек, не спеши, авось всё и так благоустроится!

Или при затеянной на незнакомой реке рыбалке, бредень зацепится за подводную корягу, и никак не выходит, а рыбаки, побросав вытяжные веревки, чинно сядут рядком на берегу, твердо надеясь, что он освободится как-нибудь сам собой. Ты же мечешься по прибрежному песочку и доказываешь, что нужно лезть в воду, иначе бредень не освободить, а тебе резонно отвечают:

— Коли он запутался, на то Божья воля. Большой беды в том нет.

— Так пропадет же!

— Чего ему пропадать, авось как-нибудь дело и само поправится.

А уж если лопнет железная шина колеса, то во всей округе не окажется ни одного толкового кузнеца, который может произвести такую простую починку, и путешественникам остается только одно: проситься в гости к местному помещику, пить с ним неделю водку и слушать хвастливые рассказы о знатности и богатстве рода каких-нибудь Псовых-Кошкиных!

Всё бы ничего — определенные радости можно найти и в такой неспешной форме общения с миром, но только не тогда, когда дорог каждый час, а проволочки с неизменностью смены суток возникают у тебя на пути. За три дня путешествия наш обоз, или как он там еще называется, караван, поезд, с большим трудом преодолел всего пятьдесят верст пути.

Для тех, кто не читал первых частей моего рассказа и не знает историю вопроса, позвольте немного возвратиться в прошлое, чтобы объяснить, в чем собственно суть проблемы. Не знаю, за какие заслуги, возможно из-за простого стечения обстоятельств, мне выпала возможность перебраться из нашего комфортного, электрифицированного и урбанизированного века в совершенно другую эпоху в конец восемнадцатого столетия.

Само перемещение произошло до смешного просто — я зашел на мост над безымянной речкой в своем конкретном времени, перешел на противоположную сторону реки — оказался в далеком прошлом. Причем без предварительной подготовки, необходимых знаний, технической или хотя бы моральной поддержки, как говорится, в том, в чем и с чем был.

Чтобы не угодить как лицо без определенного места жительства в острог или, того хуже, вовсе не погибнуть, мне пришлось как-то выкручиваться. Впрочем, это время оказалось не очень суровым к своему новому обитателю. В самом начале пребывания в XVIII веке мне крупно повезло, удалось познакомиться со своим однофамильцем, в котором с некоторой осторожностью можно было предположить своего собственного предка.

Поручик Крылов, тот, что был секундантом на описанном ранее поединке, пораженный нашим внешним сходством, поверил невероятному рассказу и признал меня за своего потомка. Родственные связи, особенно в те патриархальные времена, были делом святым и дали мне возможность при поддержке прапрадеда, или кем он мне приходился, хоть как-то легализироваться на «всероссийском императорском пространстве». Дальше — больше, судьба подарила мне редкое счастье встретить настоящую, большую любовь.

Естественно, что, как и у любого человека живущего в обществе, у меня вскоре появились как друзья, так и недруги. К счастью, последним, а им оказалось целое таинственное религиозное братство или орден (я не разбираюсь в отличиях) поклонников Дьявола — несмотря на все старания, не удалось прижать меня к ногтю. Мало того, защищая свою жизнь, я умыкнул из их сатанинского храма необыкновенно дорогое старинное оружие — саблю, имеющую для их организации культовое значение.

Несмотря на все перипетии моего нового существования, жизнь налаживалась. Я обвенчался со своей любимой, успешно занимался медицинской практикой, дающей изрядный доход, между делами разбирался со всякими негодяями, заедающими жизнь порядочных людей. Однако не всё оказалось так гладко, как хотелось бы. Неожиданно последовал удар судьбы, который невозможно было предвидеть. По приказу императора Павла I, была арестована и увезена в столицу моя жена. Отбить ее у присланного для конвоя полуэскадрона кирасир я не смог и вынужден был направиться в Санкт-Петербург, выяснить, чем прогневала государя простая девушка, воспитанная в крестьянской семье, а если повезет, вызволить ее из заточения.

Алевтину, до венчания со мной, солдатскую вдову, по чьему-то навету посчитали самозванкой, претендующую на российский престол. Как удалось выяснить, гипотетически она могла считаться внучкой несчастного императора Иоанна Антоновича Брауншвейгского-Романова. Этот несчастный человек был в годовалом возрасте коронован как император Иоанн VI, вскоре свергнут и заточен двоюродной теткой императрицей Елизаветой Петровной в Шлиссельбургскую крепость. Проведя двадцать четыре года в одиночном заключении, он погиб при авантюрной попытке подпоручика смоленского пехотного полка Василия Мировича освободить его и провозгласить императором.

Моя Аля выросла в крепостной крестьянской семье и слыхом не слыхивала не только об императоре Иоанне VI Антоновиче или некоем поручике Мировиче, но и о нынешнем государе императоре Павле Петровиче. До нашей встречи она была обычной сенной девушкой и если кого и знала, так только своих односельчан.

Сразу же, по горячим следам, отправиться для ее спасения я не смог по банальной причине: у меня не было никаких документов. Пришлось ждать, пока мне изготовят фальшивый паспорт и предок завершит свои дела по вступлению в наследство имением. Когда после всяческих проволочек и возвращений с пути, мы, наконец, тронулись в путь, на главную позицию и вышел пресловутый рыдван.

Мой предок, поручик лейб-гвардии егерского полка Антон Иванович Крылов, получив в наследство имение, вознамерился своим богатством покорить столицу и решил отправиться туда непременно целым обозом в несколько экипажей, в сопровождении дворовых слуг.

Первым, на почетном месте, в нашем поезде ехал рыдван — карета, доставшаяся ему по наследству вместе с поместьем. В наш язык это название пришло как нарицательное, синоним драндулета, но тогда рыдваны еще успешно ездили по стране и позволяли путнику с комфортом проводить в дороге целые недели, если не месяцы. В рыдване можно было укрыться от непогоды, поспать во время езды, и найти все необходимые удобства. В хорошую погоду приятнее было ехать в открытой коляске, но хорошие погоды не самые частые гости в нашей климатической полосе. За головным транспортным средством следовала моя венская коляска на мягких рессорах, а за ней простые телеги с нашей немногочисленной дворней. Всё это антикварное гужевое великолепие еле двигалось, постоянно ломалось и доставляло путникам большие хлопоты. Дворовые люди, которые должны были обеспечивать функциональность громоздкого деревянного хозяйства, представляли собой наиболее ленивую и беспомощную часть народа. Главная задача их жизни была угодить господам, а так как льстить и создавать видимость активности легче, чем работать, они, как и их более успешные потомки, ставшие теперь слугами народа и отечества, умели только морочить голову, обстряпывать свои делишки и тянуть то, что плохо и особенно хорошо лежит.