Наша маленькая тайна - Пола Льюис

Сьюзен зажмурилась, стараясь отогнать наваждение, но вовремя спохватилась и распахнула глаза, крепче вцепляясь в руль.

— Он все равно не годится для этой роли! — почти крикнула она, надеясь, что чем громче — тем убедительнее.

Поостыв, Сьюзен решила обратиться к фактам.

— Во-первых, он вышел открывать дверь в полотенце, — тоном школьной учительницы сказала она, мысленно загибая один палец.

Это не помогло — Сьюзен вновь невольно окунулась в воспоминания о Филипе Мастерсоне. Должно быть, не стоило говорить о полотенце — Сьюзен снова едва не зажмурилась, так ясно представила она полуобнаженное тело Филипа.

Он был похож на греческого бога — поблескивающий от воды торс с буграми мышц, мужественный разворот плеч, сильные и стройные ноги. Этот облик античного божества довершали влажные вьющиеся темные волосы и на редкость правильный, почти классический профиль. И глаза — темные, непроницаемые.

Словом, Филип Мастерсон оказался совершенно не таким, как ожидала Сьюзен. Не таким, как на фотографии, которую она нашла, разбирая вещи своей умершей сестры.

На этой фотографии Филип был так же красив, как и в жизни, но это, казалось, был абсолютно другой мужчина. Когда Сьюзен подошла к дому и услышала неистовое пение Филипа, она на секунду подумала, что нашла наконец человека с фотографии. Но вот он вышел на крыльцо, и от ее уверенности не осталось и следа. Ни намека на улыбку, непроницаемый жесткий взгляд и подчеркнуто отчужденное поведение.

И все же Филип был прекрасен. Сьюзен смотрела, как струйки воды стекают по его литому торсу, стыдясь так нескромно разглядывать его и будучи не в силах отвести глаза. Стоит ли удивляться, что в конце концов она так засмотрелась, что позорно свалилась с крыльца? И стоит ли удивляться, что Миранда была от Филипа без ума?

— Остановись! — приказала себе Сьюзен. — Хватит думать об этом. Все равно он не подходит. Подумать только, открыть дверь в одном полотенце! Это бы еще ладно — но его кухня! В жизни не видела такого беспорядка. А его собака — она просто омерзительна! Филип Эмери Мастерсон — просто грубиян и хам! И хватит думать о нем, это просто глупо. Он не подходит. Не подходит — и точка.

Тем временем Сьюзен уже подъехала к небольшой опрятной гостинице в центре Хэвена, где сняла номер перед тем, как отправиться к Филипу Мастерсону.

Улицы городка словно вымерли. По дороге Сьюзен не встретила ни одного человека, только старая облезлая псина, спящая перед дверью гостиницы, подняла на мгновение сонную морду, прищурилась на Сьюзен и снова уснула.

Поднявшись в свой номер, Сьюзен уселась на стул у окна и вновь задумалась.

— Надо бы позвонить Барту Катреллу, — пробормотала она, не спеша, однако, спускаться вниз и просить у хозяйки разрешения воспользоваться телефоном.

Барт Катрелл оставался пока единственным кандидатом, подходящим для целей Сьюзен. Кроме того, на ее прошлый день рождения он торжественно преподнес ей кольцо с бриллиантом и теперь все зависело только от ее ответа. Но это было до того, как Сьюзен нашла среди вещей сестры фотографию Филипа Мастерсона. Барт Катрелл владел магазином в Кардиффе — родном городе сестер Уэллс. Он никогда не ходил по дому — и тем более не открывал дверь гостям! — завернутый в полотенце. Даже дома — у Барта был милый опрятный домик — он неизменно облачался в костюм и галстук. Это импонировало Сьюзен, равно как и то, что в доме Барта при всем желании нельзя было сыскать ни одной пылинки, а уж образцово-показательная кухня просто сверкала чистотой. Кроме того, Барт разделял нелюбовь Сьюзен к собакам. У него была красивая пушистая кошка по кличке Мисти.

Филип Мастерсон явно не выдерживал такой конкуренции. Авторемонтная мастерская, маленький домик с облупившейся краской, утопающий в неряшливых зарослях сирени, отвратительная слюнявая собака, которую, по всей видимости, никогда не мыли, и захламленная кухня в придачу — вот и все, чем он мог похвастаться. Да и траву возле дома иногда подстригать надо, саркастически добавила про себя Сьюзен. Кроме того, у Филипа на пальце не было обручального кольца — Сьюзен почему-то казалось, что это еще один штрих к неприглядному портрету Филипа Мастерсона. Раз уж мужчина с такой внешностью не женился до тридцати — наверняка у него тяжелый неприятный характер.

— Что за бред я несу! — вслух возмутилась Сьюзен. — Недовольна тем, что у него нет жены! Если бы он был женат, вообще не имело бы смысла с ним разговаривать.

Сьюзен разозлилась на себя за то, что снова начинает поддаваться эмоциям. Она делала, может быть, самое важное дело в своей жизни, поэтому обязана была все трезво взвешивать и оценивать. Возможно, прежде чем вычеркивать Филипа Мастерсона из списка, следовало бы спокойно, без ненужной горячки все обдумать. Их с Филипом неудавшийся разговор еще не дает оснований делать поспешных выводов. Возможно, она просто выбрала неудачный момент для знакомства — не предупредила Филипа о своем визите заранее, свалилась как снег на голову.

Да, Филип насильно поцеловал меня, думала Сьюзен, но ведь он принял меня за Миранду — так что вовсе необязательно, что он самовлюбленный хам, уверенный в своей неотразимости и набрасывающийся на всех женщин с поцелуями.

А вышел он в полотенце просто потому, что ожидал увидеть кого-то из своих друзей. Хэвен маленький городок, здесь все друг друга знают, и наверняка незнакомцы, стучащиеся вечером в дверь дома — большая редкость. Он вовсе не хотел ее шокировать.

Собака Филипа Мастерсона, конечно, ужасна, но она, по крайней мере, дружелюбна, чего не скажешь о Мисти Барта.

Ну вот! Сьюзен откинулась на спинку стула с чувством выполненного долга. Она взвесила все «за» и «против», не позволяя эмоциям увлечь себя. Увидев фотографию Филипа, Сьюзен почти сразу догадалась: Филип Мастерсон отец Эмери, сынишки Миранды, и она была просто обязана подумать о Филипе в первую очередь.

Все дело в том, что Сьюзен, оставшись после смерти сестры с малышом Эмери на руках, решила во что бы то ни стало сделать его жизнь счастливой. Эмери никогда не знал отца, а его мать умерла — страшно было предположить, какую травму это могло нанести ребенку. Мальчик очень любил Сьюзен, но прекрасно знал, что она его тетя и что его мама умерла, а папы никогда не было. Поэтому Сьюзен очень хотелось дать племяннику настоящую, полноценную семью — семью с двумя родителями. Казалось бы, нет ничего проще — Сьюзен и Барт поженятся, усыновят Эмери и счастливо заживут все втроем. Барт был бы идеальным мужем и отцом — обеспеченный, ответственный. Так бы и было, если бы Сьюзен не решила наконец разобрать вещи сестры спустя почти год после ее смерти и не нашла фотографию, на обороте которой рукой Миранды было написано имя — Эмери Мастерсон. Да, она действительно никогда не любила имя Филип. Отцовство мужчины с фотографии не вызывало сомнений — малыш Эмери был похож на Филипа Эмери Мастерсона как две капли воды.

Сьюзен понравились лицо и улыбка человека со снимка, и в ее голове мелькнула шальная мысль: а что, если он согласится ради сына — только ради него! — жениться на мне? Я привлекательна, хозяйственна и не стану требовать от Эмери Мастерсона ничего особенного, лишь бы малышу было хорошо. Разумеется, это был полный бред. Сьюзен сразу же одумалась и приказала себе не валять дурака. Но в любом случае с отцом малыша познакомиться стоило. Сьюзен казалось тогда, что ею руководит трезвый расчет — она привыкла контролировать эмоции, чего нельзя было сказать о Миранде.