Следующая остановка - жизнь - Татьяна Успенская-Ошанина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты так говоришь, словно не довольна…
— Я хочу быть молодой.
— Ты хочешь сказать, с ними ты молодая, а со мной старая?
— Я неточно выразилась. С ними я — человек, с тобой — лошадь, и всё.
— Ты хочешь сказать, что я на тебе пашу?
— Именно это я и хочу сказать.
— Но я тоже с утра до ночи пашу.
— Может быть. Языком. Но, кроме того, что я пашу, я хочу быть человеком.
— У тебя есть обязательства. Дети…
— Я исполняю свои обязательства:
— Ты никогда не жаловалась.
— Ты никогда не запрещал мне преподавать.
— И сейчас никто не запрещает, бери младшие классы.
— Почему ты так восстал против старших?
Отец молчал.
— Чего ты боишься? — спросила мать.
— Ты очень красивая женщина.
— И что из этого следует?
— Они молодые и наглые.
Мама засмеялась. Она смеялась еле слышно, боясь разбудить их с Баженом.
— Они молодые, но не наглые. Мне ничего не грозит.
— Грозит мне…
— Я хочу спать. Я думала, ты умный, а ты…
— Какой бы я ни был, — прервал он её, — я требую, чтобы ты бросила старшие классы, работай с маленькими, никто не запрещает. Я знаю, что говорю.
Всё-таки мама довела тех ребят до конца школы.
…И вот один из них женится.
Только вернулся из армии.
— Собирайтесь быстрее, — покрикивает отец. — Не каждый день единственный сын моего Гришани женится! Нельзя опоздать. Смотри-ка, до чего расторопный оказался: с дороги сразу — в мужья!
Под деревьями, под спелыми грушами столы. Протяни руку, тёплый плод — твой, зальёт тебя соком и запахом.
На столах румяные плацинды с тыквой, вертуты, мамалыга… чего только нет.
Жених держит за руку худенькую девочку, другой обнимает рослого парня с пшеничными волосами и каждому входящему в сад говорит:
— Познакомьтесь, это моя жена. Как вы знаете, мы с ней десять лет просидели за одной партой, тогда ещё была десятилетка. А это мой друг из Москвы — Аркадий. Аркаша, познакомься с моей любимой учительницей. Она меня научила любить всё живое. И ещё был любимый учитель. К сожалению, только в десятом классе. Он научил меня понимать жизнь и литературу. А Аркадий меня спас. — Жених снова смотрит на маму, спрашивает её: — Слышали что-нибудь о дедовщине? Деды — это солдаты последнего года. Аркаша сам был «дедом», а отбил меня у них, когда они стали издеваться надо мной. И сказал им: «Кто дотронется до него, будет иметь дело со мной!» Его уважали, он слов на ветер не бросал.
— Да, ладно… что уж такого… Вот у моего деда случай был — в 38-м году, кажется. Мой дед сидел. Это случилось в лагере. Его чуть не убили уголовники — проиграли в карты. А в том же лагере сидел с дедом особенный человек, звали его Давид Мироныч. Невысокий, тощий, вовсе не сильный физически. Так, он вступился за деда. Его все там уважали, даже уголовники. К каждому он умел найти подход…
— Погоди… Давид Мироныч? — удивился жених. — Это он у нас в десятом классе вёл литературу. Это он научил меня ценить любовь и дружбу, видеть, слышать… Он умер прямо на уроке в одном из девятых классов. Ты-то сам видел его?
— Видел. В первый раз — мальчишкой, приезжал с дедом к нему в Москву. Захотел дед на старости лет поговорить с Давидом Миронычем. Шесть часов проговорили. И ночевали у него. А потом, когда учился в Москве, часто встречался с ним.
— Сколько странных совпадений в жизни! — сказал задумчиво жених. — Служили мы с тобой вместе целый год, а о Давиде Мироныче вот когда поговорили. Помянули добрым словом. Теперь ты мне, Аркаша, как родной брат. Правда, папаня?
Гришаня кивает и хлопает Аркадия по плечу.
— За год, пока я дослуживал, Аркаша развернулся в Москве, — объясняет жених гостям. — Бизнесмен. Зовёт и меня делать деньгу. Что с тобой, Аркаша?
Аркадий смотрит на Юлю.
И она смотрит на него.
Только удивление, ничего больше — из глаз в глаза у обоих.
Аркадий знает Давида Мироныча? Аркадий был у Давида Мироныча дома, часто встречался с ним?
Каждый звук сумбурных восклицаний, поздравлений, шуток звенит.
— Здравствуйте, — сквозь звон голос Аркадия.
Аркадий берёт Юлю под руку и ведёт к столу. Усаживает между мамой и отцом. Какое-то время стоит около, а потом садится прямо напротив Юли.
Тосты, перечисление достоинств жениха и невесты, капустник, разыгранный одноклассниками… а перед ней — его глаза, в ушах — звон. Звенят воздух, земля, голоса людей…
— Почему ты ничего не ешь? — спрашивает отец. — Сил не будет.
Сам он ест и пьёт за троих.
Отец любит произносить тосты.
«Преемственность поколений», «у достойных родителей достойные дети», «обязанность — служить семье»… Может, слова и правильные, но они что-то разрушают в Юле, словно свёрла, проникают сквозь праздничный звон внутрь.
Давид Мироныч говорил: в праздники, переливаясь, перекликаясь, звонили колокола…
Словно дуэль сейчас: с одной стороны — отец с напыщенными фразами, с другой — Аркадий с Давидом Миронычем вместе.
«Смотри на меня, Аркадий! — просит Юля. — Останови сверлящее насилие!»
Отец произносит новый тост.
В его голос вторгается мелодия свадебного национального танца, и все смотрят теперь на танцующих.
Но вот заиграли танго.
«Смотри на меня, Аркадий!» — просит Юля снова.
Он смотрит. И встаёт. Обходит стол, оказывается около, так близко, что она чувствует терпкий запах мужского тела.
— Пожалуйста, пойдём со мной!
— Это куда? — спрашивает отец.
Но ему никто не отвечает. Мама кладёт свою руку на руку отца.
«Пойдём» — оказалось всё сразу: и танцевать, и гулять — невесомым облаком парить — в перелесках, у реки, в полях, и просьба остаться с ним навсегда.
Об этом Аркадий сказал так:
— Никогда ничего подобного не чувствовал. Спал, спал и проснулся: всё звенит и слепит кругом. Любить буду до последнего вздоха. Выйди за меня замуж.
Аркадий и Давид Мироныч победили в дуэли с отцом. Нет ни сверлящего голоса, ни гремящего телевизора, есть тропа, по которой они с Аркадием идут вместе.
— Странно, ещё два часа назад я тебя не знал. Хотя вру: я знал, что встречу тебя. Что-то нас с тобой связывает… Глаза у тебя особенные…
— Я училась у Давида Мироныча. Ты и он… — тихо говорит она. — Он умер в моём классе…