Книги онлайн и без регистрации » Фэнтези » Ковчег - Андрей Ливадный

Ковчег - Андрей Ливадный

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 68
Перейти на страницу:

Действительно, шерстобрюх относился к порождениям загаженных и перепутанных радиоактивных тоннелей. Его сородичи ползали по ним в кромешной тьме, жадно обирая со стенок комковатую слизь, что копилась там веками.

Этот же был ручным – вслед за животным на длинных веревках волочилось бревно, из которого в пыльную почву уходили острые клиновидные осколки пластика.

Эргавс, Управляющий Полями, стоял чуть в стороне от полосы взвешенной в воздухе пыли и смотрел, как медленно ползет по полю шерстобрюх и как толкаются мальчишки, чьей обязанностью было сидеть верхом на этом самом бревне, чтобы оно глубже царапало почву, продавливаясь под их весом и оставляя в ней следы-борозды. Среди детишек постоянно шла молчаливая, злая борьба за место с края бревна, где пыль казалась не такой плотной.

«С пылью ничего не поделаешь…» – думал он, в очередной раз наблюдая, как с бревна на вспаханную почву отлетел выпихнутый своими волосатыми сверстниками семилетний уродец, у которого все тело было голым, а волосы росли лишь на самой макушке круглого, как шар, черепа. Сонный надсмотрщик, который, обернув лицо куском ткани, плелся вслед за шерстобрюхом, тут же достал его щелчком кнута. Пацаненок взвыл, подскакивая на одной ноге, и полез назад на бревно, но погодки не пускали; сразу несколько волосатых рук потянулись к нему, чтобы отпихнуть назад, под кнут, но, на счастье Рогмана (так Эргавс окрестил странный подарок Алтаря), шерстобрюх как раз достиг края поля и с влажным чавканьем вполз на заготовленное для него угощение – лужу тоннельной плесени, что выплеснул сюда работник. Через пару минут он всосет ее дочиста и тогда – снова в путь по пыльной земле, до противоположного края.

«Да, с пылью ничего не поделаешь… – вновь повторил про себя Эргавс, отворачиваясь от чавкающего и всхлипывающего животного. – Если на поле окажется хоть капелька влаги, шерстобрюх ни за что не тронется с места, встанет и будет сосать драгоценную почву…» Это Управляющий знал наверняка из богатого личного опыта. Приходилось специально высушивать поля и мириться с меньшим из двух зол.

Рогман, на которого Эргавс взглянул лишь мельком, тоже воспользовался минутой передышки. Размазывая по лицу слезы, которые, смешавшись с пылью, тут же превращались в разводы грязи, он, прихрамывая, отошел в сторону от кучки своих сверстников, которые уже не обращали на него никакого внимания, – теперь они забавлялись тем, что тыкали в шерстобрюха длинным шестом и с восторженным рычанием отскакивали в стороны, когда тот сначала боязливо поджимал край своей волосатой платформы, а потом вдруг выбрасывал в сторону обидчиков струйку вонючей жидкости.

Рогмана не привлекали такие забавы. Он не блистал физическими данными – мускулистые, волосатые товарищи откровенно глумились над его голым, лишенным шерсти телом. Бесконечно проигрывать в молчаливой возне было и обидно, и больно.

Присев в сторонке, мальчик покосился на своего приемного родителя, но тот, как всегда, оказался занят собственными проблемами, разве было ему какое-то дело до жестоких забав ребятни? Да и счесть их жестокими Эргавс не мог – обычная возня, и нечего размазывать слезы…

Рогман упрямо поджал трясущуюся от обиды губу.

Жизнь в доме Эргавса не приносила ему никаких привилегий. Сам Управляющий относился к мальчику терпимо, молчаливо прощая найденышу его уродство, но остальные, в том числе и взрослые, не могли спокойно пройти мимо: кому-нибудь постоянно требовалось сорвать зло…

Рогман не понимал этого. Он просто жил, а его память до определенного момента вела себя, как дырявое корыто, – сколько ни лей, все утечет в землю. Может быть, оттого и выжил, что не копил в себе каждодневных обид?

Уткнувшись острыми локтями в коленки, он сел поодаль от вонючего, чавкающего тоннельного слизня. Боль от кнута все еще пульсировала в ноге, но слезы уже высохли. Детству, даже такому, как выпало Рогману, не свойственно угрюмое постоянство обид, и через пару минут он уже с интересом и некоторой долей наивной зависти наблюдал за своими сводными братьями, которые с рычанием отскакивали прочь от плюющегося во все стороны шерстобрюха.

Над его головой ровно сияли секции низкого потолка. Кое-где среди светящихся сегментов виднелись решетчатые квадраты, в которых гнездился таинственный мрак. Мальчик иногда пытался вообразить, что же там, за ними, но на это у него не хватало фантазии. Что он видел в своей короткой жизни, кроме нескольких полей да короткого тоннеля, что соединял между собой участки Плодородной Равнины и дом Эргавса, в котором жила большая половина общинных сенталов со своими семьями? Да ничего. Дом представлял собой длинную глубокую нишу, которая вдавалась в стену Мира. Внутреннее пространство походило на грязный, запутанный лабиринт многоярусных клетушек, в которых проживало около сотни волосатых, низколобых крестьян. Другой такой же дом находился неподалеку, ровно через один тоннель, и там под охраной надсмотрщиков обитали рабы – клонги. Все они являлись такими же сенталами, как и свободные члены общины, а угодили в рабство по разным причинам: кто за какой-то проступок, а кто и по праву рождения – дети клонгов навечно оставались клонгами, тут уж ничего не попишешь.

Рогман тоже считался рабом, хоть и жил в доме Управляющего Полями.

Сейчас, сидя поодаль от шумно пожирающего угощение шерстобрюха, он уже не всхлипывал. Боль приходит и уходит, ее Рогман научился терпеть. Скоро он вырастет, его мускулы окрепнут, и тогда что-нибудь изменится в жизни – в этом мальчик убедил себя сам. Возможно, он станет этнамом – ведь он своими глазами видел, что похож на таинственных Хозяев Жизни. Только вот голубой подшерсток на теле у него не растет да зубы не такие острые, как у них… Но это ничего… Вот повзрослеет, и все будет не так…

Рогман в своих детских мечтах искренне верил в грядущие перемены.

Этнамы, утверждавшие, будто их предки свергли Богов с Сияющего Престола, не утруждали себя работой. Они являлись Хозяевами Жизни и всячески подчеркивали это в отношении сенталов, которые и обеспечивали своим рабским трудом на полях ту самую «жизнь»…

Естественно, Младший Народ от постоянных тягот существования не становился более приветливым, и частенько раздражение крестьян, измученных трудом на соевых полях, выливалось на Рогмана, чье неясное происхождение и явная физическая беззащитность позволяли пинать безродного клонга с полным осознанием того, что ниже этого безволосого крысеныша разве что грязь под ногами…

Иногда его осыпали насмешками, а зачастую просто жестоко и угрюмо били, вымещая таким образом скопившееся за день раздражение…

…Окончательно погрузиться в мрачные размышления ему не дал лающий выкрик надсмотрщика. Шерстобрюх доел и теперь сам тянулся к пашне – он хоть и был туп, но все же сумел усвоить, что на той стороне поля его обязательно ждет новая порция тоннельной слизи.

Рогман встал, обреченно направляясь к оживившейся стайке волосатых сверстников, которые уже размещались на бревне.

* * *

Шло время.

Рогман не знал, что такое безысходность. Не имея ничего иного, он просто жил, как жили другие рабы, да, впрочем, и свободные сенталы тоже, – от работы к побоям, от скудной пищи к тревожному сну, и снова к тяжелой, изнуряющей работе на полях. Дни казались серыми, унылыми, похожими друг на друга близнецами-шерстобрюхами, медленно ползущими мимо в неведомую даль, но все реже кривились его губы и дрожал подбородок. От непосильного труда и непрекращающейся возни со своими сверстниками мускулы мальчика окаменели, кожа стала грубой, а глаза слишком уж серьезными.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 68
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?