Заложник особого ранга - Сергей Зверев

— Хотел было мне свои наручные подарить, по спецзаказу сделанные. Да я отказался, — прокомментировал Клим Бондарев. — Не могу на правой руке носить, как это он любит. А в его часах заводная головка с левой стороны.

— У каждого свои странности, — взяв деревянную ложку, Василий Прокофьевич помешал варево в казанке. — Кто-то часы на правой руке носит… Кто-то от всех этих воблеров-шмоблеров без ума… Вместо того, чтобы, как все люди, нормальной бамбуковой удочкой ловить!..

— …кто-то почтовых голубей разводит!.. — беззлобно подначил Бондарев.

Увлечение почтовыми голубями Василий Прокофьевич пронес через всю жизнь — разве что рыбалка могла сравниться с этой страстью. Наверное, не было в Василеостровском районе Санкт-Петербурга большего голубятника, чем он. Голубятня, стоявшая в одном из дворов Большого Проспекта, была такой же достопримечательностью района, как Кунсткамера, Университет, Биржа или часовня Ксении Петербургской на Смоленке. Клим Бондарев, знавший голубятника с детства, не раз помогал ему в редком и благородном увлечении…

— Ну, почтовые голуби — это святое! — посерьезнел старик, пробуя горячую уху. — Ты же сам знаешь! Я и друзьям депеши посылаю, когда на рыбалке зависаю, и родственникам… Даже с этой дачи!

— Ну какие голуби могут быть в наше время? Интернет, мобильная и спутниковая связь — все это куда быстрее!

— Быстрее — не значит надежней! — серьезно опроверг Василий Прокофьевич. — Да и мобильного роуминга в этом районе почти нет… Наверное, ты знаешь историю про барона Ротшильда… Именно почтовому голубю он и обязан всеми своими богатствами. Благодаря голубиной связи он первым в Париже узнал о поражении Наполеона при Ватерлоо, что и позволило ему рискнуть на бирже… И сказочно озолотиться! — добавив в уху щепоть соли, старик напомнил: — Кстати, а те почтовые, которых я тебе весной подарил… Как они у тебя в Коломне? Живы?

— Коломна — это у нас в Питере. А московский район, где я иногда живу, называется Коломенское, — улыбнулся Бондарев.

— Да что там ваша Москва? Огромная хаотичная деревня! — как и все коренные петербуржцы, старик не очень-то жаловал столицу.

Клим пропустил едкое замечание мимо ушей.

— Все нормально, живы-здоровы ваши питомцы. Занимаюсь ими по науке. Как вы меня в детстве учили!

— Занимайся, занимайся… — улыбнулся Василий Прокофьевич. — Авось когда-нибудь и пригодятся! Кстати, а когда ты в отъезде… Кто голубями занимается?

— Пацанов из соседнего дома прошу.

— Не угробят?

— Уже и сами увлеклись. Просили — мол, дядя Клим, если будет возможность — подарите нам парочку на развод! Ну что — уха вроде бы готова? — скрутив с бутыли латунную пробку, Бондарев нацедил в мензурку пятьдесят граммов водки и аккуратно влил в кипящую уху. — Ровно через пять минут снимаем с огня.

— Выпивать под ушицу будем? — поинтересовался старик, глядя искоса.

Выпить перед едой он любил. Любил и в перерывах между едой, и после нее тоже.

— Я с утра не пью.

— Ты и по вечерам не так часто выпиваешь… как некоторые, — кивнул Василий Прокофьевич.

— Работа, — отстраненно прокомментировал Бондарев. — Можно выпивать до работы, после работы, даже на работе… Но только не вместо работы!

— Ты же типа как на пенсии! — напомнил голубятник. — Как там у вас выслуга шла… Год за три, кажется? Или ты… опять в свои «органы» поступил?

Клим не успел ответить — совсем рядом послышался звук автомобильного двигателя, и из-за кустарника медленно выплыл черный мерседосовский джип «гелендваген» с российским триколором на номере и двухцветной проблесковой мигалкой на крыше.

Джип, неуловимо напоминающий люксовый катафалк, ехал по берегу медленно и вальяжно, покачиваясь на ухабах.

— Не по твою душу? — спросил Василий Прокофьевич, глядя, как «гелендваген» останавливается у калитки.

— Вроде бы…

Водитель, как и положено по инструкции, остался в салоне, не выключая двигатель. А вот единственный пассажир — молодой мужчина с подчеркнуто неприметной физиономией — сразу направился к Бондареву.

— Клим Владимирович, — уважительно обратился он, протягивая пакет с грифом администрации президента, запечатанный пятью сургучными гербовыми печатями. — Это вам. Распишитесь вот тут… на конверте. Конверт, пожалуйста, верните, а письмо уничтожьте.

Сломав хрупкий сургуч, Бондарев зашелестел бумагой. При этом лицо его оставалось совершенно безучастным.

Убедившись, что адресат прочитал письмо, посыльной из «гелендвагена» протянул золотой «ронсон»:

— По инструкции, письмо должно быть сожжено сразу по прочтении.

— Я знаю.

Смяв бумагу, Клим бросил ее в огонь под закопченным котелком.

— Мне приказано доставить вас как можно быстрее. Вертолет уже ждет вас в Приозерске.

— Может, вы дадите мне позавртакать? — вежливо осведомился Бондарев.

— И ты, сынок, с нами позавтракай. И водителя своего позови! — улыбнулся Василий Прокофьевич с радушием деревенского дедушки, угощающего приехавшего из города внука.

— Спасибо, — офицер ФСО улыбнулся с казенной вежливостью, насколько это позволяла ситуация. — Но и я, и мой водитель на службе. А вы, Клим Владимирович, позавтракаете в вертолете. Извините, но кроме сухпайка ничего предложить не можем.

Сборы, если складывание рыбацких снастей можно назвать сборами, заняли не более пяти минут. Бондарев направился к джипу.

— Обожди! — Василий Прокофьевич зашел в домик, но уже спустя минуту вернулся со старомодным китайским термосом в руках. — Дай-ка я ушицы тебе на дорожку отолью.

Клим отмахнулся.

— Пусть вам останется!

— Да тут казанок на десять литров! Куда мне столько? — сняв пробку с горлышка термоса, старик принялся вливать внутрь уху, старательно выуживая самые аппетитные куски рыбы. — А то обидно даже — столько рыбы наловил, и не попробуешь!

— Да зачем так много?

— Ну, если сам все не съешь — его угостишь… — мягко улыбнулся старик. — Если он, конечно, меня еще помнит.

— Он про всех и про все помнит и никому ничего не забывает, — многозначительно сообщил офицер охраны президента, предупредительно открывая дверь джипа перед Бондаревым. — Ни хорошего, ни плохого…

* * *

Небольшой вертолетик подобно гигантской стрекозе скользил над Среднерусской возвышенностью. Внизу проплывали темные хвойные леса, и тронутые осенью лиственные перелески выглядели с высоты, словно беличий воротник на зеленом пальто. Озера блестели, как новые монетки. Солнце дробилось во вращающихся винтах. Пилот сосредоточенно сжимал штурвал. Штурман то и дело поглядывал в летный планшет.

— Кстати, а как там полковник Сигов? — поинтересовался Клим у посыльного офицера ФСО.