Сказка о Горне Грусе - Максим Сергеевич Евсеев

висит судебное решение о взыскании, то ей выгоднее выплатить деньги вам и спасти жилплощадь в Москве целиком. Так что думаю, тянуть она не станет и выплатит всю сумму, как можно быстрее. Это в ее интересах. Если ее долю арестуют и продадут на торгах Росимущества, то она получит смешные деньги.

– Спасибо, Вика.

Илья положил трубку.

Несмотря на то что ему было плохо и все тело болело, он улыбался.

Некоторое время назад он попался на покупке квартиры. У него после кризиса появилась солидная сумма, поскольку, заранее предупрежденный о скачке валюты, он перевел свои сбережения в доллары, а когда они предельно выросли, то обменял их на рубли. Рынок вторичного жилья замер, и он смог за небольшие деньги приобрести однушку в Подмосковье. Квартира досталась продавцу, приятной женщине Светлане, по наследству. Жить она там не собиралась и решила ее продать. Все было хорошо: И стоимость квартиры, и готовность продавца идти на уступки, и скорость с которой они совершили сделку. Но после того, как он заплатил деньги и готовился к ремонту, неожиданно всплыл еще один наследник и сделка была признана недействительной. И все бы было ничего, только возвращать деньги продавец отказался, заявив, что их у нее уже нет. А есть несовершеннолетний ребенок на иждивении, и отсутствует, какое бы то ни было имущество. Илья понимал, что его просто кинули и деньги будут ему выплачивать много лет небольшими частями, если вообще будут, поскольку Елена Геннадиевна была официально безработной, а жилплощадь, на которой она была прописана, принадлежала ее матери и несовершеннолетней дочери. Засада была по всем фронтам – его риэлтор оказалась полной дурой, для которой это была чуть ли не первая сделка и она не проверила других наследников. Потом забыла прописать нужные строчки в договоре. А адвокат, та самая Вика, не проверила бывших мужей Светланы Геннадиевны.

И вдруг такая удача!

– Нет, не удача. – Сам себя поправил Илья.

Ох, как плохо ему было!

– Встать бы. – Он стиснул зубы и спустил правую ногу на пол. Палка стояла у кровати.

Он хромая добрался до ванной комнаты, залез под душ и минут пятнадцать обливался то горячей, то холодной водой. Вылез. Долго стоял посреди комнаты.

– Смогу. – Уговаривал себя.

Аккуратно опустился на пол.

– Ещё! Еще! Сорок один, сорок два .... – Он отжимался из последних сил, но уже знал, что не доберется до пятидесяти.

Лежа на спине и пытаясь отдышаться, он мысленно анализировал, то что произошло. Дело было не только в деньгах. Обмани его государство или компания застройщик, было бы неприятно, но он бы, скорее всего махнул бы рукой. Но это был конкретный человек. Он видел её лицо, ее брезгливую ухмылку на этом самом лице. На суде она держалась уверенно и спокойно, а Илью трясло от бессильной злобы. Он пытался с ней поговорить, но она смотрела на него, как на мусор. – Я ничего не буду с вами обсуждать. – И деловито пошла по своим делам, толкнув его сумкой. Тут же крутился её брат, с которым она, якобы не поддерживала отношения. И Илья потерял контроль. Это его ахиллесова пята – неумение терпеть.

Он сделал то, что много раз, обещал себе не делать. А значит скоро придется платить.

Пора собираться. Обычно в одежде он был небрежен. То есть одевался опрятно, но как-то безлико, что ли. Вещи всегда чистые, но не глаженные. Одежду и обувь предпочитал удобную, и неброскую. От словосочетания модная одежда, он впадал в ступор.

– А сегодня надо будет одеться красиво. – Сказал он себе.

В шкафу был прекрасный черный пиджак, и тщательно отглаженная, итальянская рубашка. Залез на табуретку и достал с антресоли замшевые черные ботинки.

– Кой ляд я засунул их туда?! – Ругнулся он на себя. И тут же вспомнил, что последний раз он их одевал, когда у него было здоровое колено. Тогда же он их и положил на антресоль. Сколько же прошло с тех пор, как он охромел?

– Стоп! – Илья уже давно запретил себе подсчитывать потери. Но иногда эти мысли. нет-нет, да возникали в его голове.

– Мысли прочь! Пора готовить завтрак. – И он заковылял на кухню.

Все как всегда: Стакан минеральной воды, овсянка без сахара и соли, с вечера запечённая груша. Он уже давно не питался чем-то, что имеет вкус. Все на его столе было полезно, но пресно и мало съедобно.

До встречи с Асей оставалось несколько часов. Надо было чем-то себя занять.

Он уже сидел у компьютера, и собирался сыграть партию в шахматы, когда понял, что его завтрак просится наружу, и желудок сильно болит.

Какое-то время он боролся с приступом тошноты и болью. Это его не сильно удивило – он ждал чего-то подобного.

– Значит, теперь язва. – криво улыбнулся Илья. И значит опять придется идти ко врачу.

За тридцать с лишним лет он уже привык, что ничего утешительного не услышит. Просто прибавится еще одно хроническое заболевание. Он почти не пил. Курил редко. И врачи недоумевали количеству хворей Ильи Сергеича. Когда в детстве, он раз за разом терял коренные зубы, доктора беспомощно разводили руками, а бедная матушка начинала плакать, как только врачи заводили разговор о генетике и плохой наследственности. Он слышал иногда, как маме вполголоса сообщали очередной диагноз. И пытался запомнить новое слово на латыни.

Бедная мама. Теперь на расспросы о здоровье он уже научился бодро врать. И хотя она ему не верила, но разговор на медицинские темы затухал после его бравых реляций о самочувствии, и он начинал рассказывать о работе, о политике, и погоде. Он довольно рано ушел из дому, рано научился зарабатывать, и быстро привык к одиночеству. Разбогатеть не вышло, но на кусок хлеба и таблетки хватало. С семьей не сложилось. Женщины надолго не задерживались. На вопрос почему, он иронично отвечал, что никто не захочет жить с человеком, у которого денег меньше чем болячек. Но сам понимал, что виной всему, его мухоморный характер. Друзей тоже почти не было. Только вечный Петька, был всегда рядом.

Глава вторая.

Ожил мобильник.

– Только вспомни. – Расхохотался Илья. – Как он умудряется?

На экране высветилась фото друга, и зазвучала песня "Служили два товарища". Петька этот рингтон ненавидел и здорово разозлился, когда узнал, что Илья поставил эту песню на его звонок. Илья только хохотал, когда друг начинал