Три секунды до - Ксения Ладунка

Мимо меня проходят две девчонки, и одна из них говорит:

– Шнайдер, твои вечеринки всегда самые отпадные! Эта не исключение.

– Класс, – отвечаю.

– С днем рождения!

Я оказываюсь в зале, музыка доходит до меня словно через глухую стену. Время замедляется, воздух вокруг окрашивается то в синий, то в красный, то в зеленый. Почти сразу я начинаю теряться во всех этих красках. Люди смешиваются в единую массу. Я делаю шаг и оказываюсь среди них.

* * *

Под утро отпускает. Я все еще пьяная, перетанцевала со всеми, с кем могла. Каждый тянулся ко мне, поздравлял, обнимал и что-то желал. Я знаю, на самом деле, я им безразлична, но это становится совершенно неважно, когда в крови циркулирует очередная доза. Все эти люди мне даже не знакомы. Зато они знают меня, а когда я приглашаю их к себе на день рождения, считают, что особенные. Пусть так и будет.

Я не ходила в школу до этого года. Все мое детство прошло в перелетах и разъездах по миру. Папа всегда был в дороге, и жить мы могли только так. Тогда мама еще была вменяема, а отец только начинал подсаживаться на алкоголь.

Так что училась я с матерью, дистанционно. Это было моей жизнью. Не долбаная школа, в которую я была вынуждена ходить весь последний год, потому что в этот раз мама не позволила мне поехать с отцом и группой. Она не поехала сама и силой заставила меня остаться с ней. Дерьмовее года в моей жизни не было.

Когда я только пришла, меня запомнили сразу: на первом же танцевальном вечере, посвященном началу учебного года, я перемешала пунш с водкой и спустя время, потеряв сознание, растянулась прямо посреди спортивного зала, заполненного людьми. Так мне рассказали. Сама я этого не помню.

Каждому моему однокласснику по-настоящему плевать на меня, им интересна только протекция в виде моего отца и элиты, что он собирает вокруг. Неважно, в конце концов, скоро мы все попрощаемся и больше никогда не увидимся.

Я сижу за барной стойкой, наблюдаю, как оставшийся народ расходится. Уже почти шесть часов утра, неимоверно клонит в сон, но я держусь. Рядом отец несвязно болтает с барменом, жалуется на маму и жизнь. Я такая пьяная, но мне даже не стыдно. Папа все равно не смог бы сейчас понять, как сильно я набухалась.

Напоследок я пью целую бутылку воды, потому что сушняк уже мучает меня. Скоро мы будем уезжать, надо только растолкать отца и собрать вещи. Вдруг позади я слышу какой-то переполох. Поднимается шум, но я не успеваю развернуться и посмотреть, потому что кто-то хватает меня за ухо. Резко, очень сильно, делая как можно больнее, тянет на себя и кричит:

– Вот ты дрянь! Да что ты за скотина-то такая?!

Я понимаю: мать. Она тянет меня за ухо, и я следую за ее рукой.

– Мама, больно! Отпусти! Больно!

– Что я тебе говорила?! Что я говорила тебе по поводу отсутствия дома?! По поводу попоек с отцом?! Да ты у меня всю жизнь дома сидеть будешь!

– Но у меня день рождения, – хнычу я. – Отпусти!

– Что ты, мать твою, здесь делаешь?! – рявкает отец так громко, что мне становится еще больнее. Мама тем временем ведет меня в сторону коридора, где находится выход для персонала. Отец бежит за нами, что-то кричит. Я начинаю плакать, перестаю разбирать их речь.

Она удерживает меня, по пути чуть не сшибая кого-то с ног. В коридоре отец нагоняет нас, рявкает:

– Пусти ее!

Одной рукой он хватает меня за плечо, другой мать за запястье. Он разрывает нас, и я отлетаю в сторону, а они вцепляются друг в друга.

– Ты вообще видишь, как напилась сейчас твоя дочь?! Это нормально, по-твоему?! Хочешь, чтобы она стала такой же, как ты?!

– Это ее день рождения! Оставь ее в покое, истеричка! Оставь ее в покое, – делает акцент отец на каждом слове.

– Скоро ты оставишь нас в покое. Никогда больше не увидишь ни меня, ни дочь!

– Что ты сказала?! Что ты сейчас сказала?! – рявкает он так сильно, что я пугаюсь. Он нависает над матерью, держит ее за грудки, смотрит прямо в глаза.

Честное слово, еще немного, и случилось бы что-то ужасное, но сбоку неожиданно появляется Том и подлетает к отцу. Так быстро, что я даже не успеваю удивиться. Он пытается привести папу в чувства.

– Билл, – говорит он, – Билл, успокойся. Не надо.

Я понимаю: Том здесь с самого начала. Это его моя мать оттолкнула, когда шла сюда, сделав невольным свидетелем семейной сцены. Отец отпускает мать, и она начинает вопить:

– Ублюдок! Ты чуть не ударил меня! Кретин! Готовься к суду и к тому, что я все у тебя отберу!

– Линда, пожалуйста, – говорит Том моей матери. Он стоит между ними и удерживает каждого за плечо.

– Не лезь, только тебя здесь не хватало! – срывается мать.

– Митчелл, отойди, – говорит отец.

– Я все равно останусь здесь, – с угрозой отвечает Том. И выполняет просьбу, отступив в другой конец коридора.

– Белинда, – обращается ко мне мама, – ты сейчас же уедешь со мной и никогда больше сюда не вернешься.

Я со своей силы сжимаю челюсти так, что к горлу подступает рвотный позыв. Слезы текут не прекращая, и я даже боюсь представить, что сейчас на моем лице.

– Ты язык проглотила? – Она делает ко мне шаг. – Или алкоголь вымыл все мозги?! Вперед! – хватает меня за руку. Я вырываюсь.

– Прекрати! – встревает отец.

– Пошла ты! – кричу я.

Мать удивляется:

– Что?

– Пошла к черту! Я тебя ненавижу, почему ты просто не можешь быть нормальной?! Я никуда с тобой не пойду, и это ты больше никогда меня не увидишь!

Проходит безмолвная секунда, прежде чем мать замахивается и бьет меня по щеке. Мир останавливается. Становится больно. Обидно.

– Замечательно, – говорит она, а потом обращается к отцу: – Посмотри, что ты сделал с нашей дочерью.

Она разворачивается и уходит, папа преследует ее, кричит как безумный. Я прислоняю руку к щеке, чувствую, как она горит. Секунда – и я начинаю плакать. Истошно и истерично плакать.

Я опираюсь о стену, хочу сползти на пол и там умереть. Но неожиданно меня подхватывают, обнимают, не дают повалиться с ног. Приоткрыв глаза, я вижу Тома.

– Эй, бельчонок, – он прижимает меня к себе и гладит по спине, – все хорошо. Все хорошо. Я с тобой.

Этими словами он как бы дает разрешение на любые эмоции. Я