Плач серого неба - Максим Михайлов

— Да не тащу я! Не тащу! — отчаянно заорал бродяга. — Двое! Мешок ночью несли! А в мешке — дыра! А из дыры — рука! Вот с нее-то колечко и слетело.

— Отстань, говорю! — я готов был его ударить, но останавливала брезгливость.

— Не отстану! Мне в полицию нельзя, они меня того!

— Я тоже тебя сейчас того! — взвыл я, когда он сделал еще шаг. Нищий как-то горестно запрокинул голову, и спутанные волосы мотнулись в сторону, обнажив между двумя налитыми кровью глазами третий, — полуприкрытый и бельмастый. Пошел вон, отродье, — гадливо вскрикнул я, ботинком отпихнул мерзавца прочь. — Проваливай отсюда! Ищи полицию. Я тебе не помощник, — стараясь не поворачиваться к нищему спиной, я быстро влетел в привокзальный трактир «Любимица Судеб».

Но сердце уже сбилось с шага и заныло. Так всегда: ничего пока не случилось, ничего еще толком не сказано, а оно, непоседливое, уже чует — что-то будет. В последние лет пять такое ощущение посещало меня, лишь когда по долгу службы приходилось нырять со светлых улиц в темные омуты неспокойных переулков. А сейчас впереди колыхалась большая и сочная Тайна. Проще говоря, именно то, что я изо всех сил искал последние годы, пытаясь, наверное, в глубине души оправдать выбор профессии… Вот только попытки кончились, скатились к подножию крутого склона реальности, а на вершине остались я и разумный выбор. И впереди были несколько чашек кофе и два оборота до отправления паробуса в Эскапад. А в настоящей столице опытный сыскарь всегда найдет работу уж если и не интересную, то всяко более денежную. И все-таки обрывок истории, к которой мне не повезло прикоснуться, зажег где-то в глубине души слабый, но ощутимо жгучий огонек азарта. И понадобилось изрядное усилие воли, чтобы его погасить.

Поговаривали, что некогда Увальд Блопфгаген — чопорный человек с широченными плечами, глазами с легкой мутинкой и непременным парадным мундиром Торговой Компании Материка — действительно владел фрегатом, название которого перекочевало на вывеску его заведения. Говорили даже, будто на отделку помещения и мебель пошли не только бревна с амвильской лесопилки, но и просоленные бортовые доски. А еще болтали, что Увальд — просто проныра, с выгодой купивший обломки старого судна. Или умелец пускать пыль в глаза, который придумал красивый антураж и сделал его ярче несложной, но цепкой байкой.

Потолочные балки-мачты, штурвальное колесо у стойки, сбитой из бортовых досок, бочонки для пива, в которых уместнее смотрелся бы груз солонины… Грубая морская романтика вкупе с вышколенной обслугой и учтивым хозяином производили на многих сильное впечатление. Квадраты столов плотами дрейфовали в море табачного дыма и дразнящих запахов, что волнами накатывали с кухни. К ночи эти ароматы сменит мощный дух разносортного алкоголя, а пока в «Любимице» скромно обедали служащие Ратуши и нескромно — студенты Магического Университета. Я без труда отыскал свободное место у окна, достал сигареты, и влил в море еще одну серую реку, которая отгородила меня от праздных взглядов и позволила отпустить мысли на волю.

Тот «мастер Брокк из газеты», что каждое утро последних пяти лет обдавал меня из зеркала взглядами один другого тоскливее, наверняка прислушался бы к оборванцу. Еще год назад в его душе даже поднялся бы вихрь чувств, закрутил в водовороте слепой надежды что-то найти, кому-то помочь, и затянул в гущу событий… Но бродяге попался Брокк сегодняшний. Уставший, злой, разочарованный и одержимый страстным желанием убраться из клоаки, которая официально звалась Вимсбергом, а чаще просто и безлико именовалась Морской столицей. Учитывая, что господин Вимсберг, начавший возрождение цивилизации в этой точке Материка, давно почил и не дожил до извращения его надежд и устремлений, это было даже справедливо. Титул «столица» вполне подходил наполненному коктейлем из одушевленных всех размеров и мастей крупнейшему порту нового мира. Этот коктейль не пьянил, не рождал сладких грез, не давал отдыха усталой душе. Зато отлично избавлял от мечтаний. Рецептура его была проста — на один город возьмите щепоть быстрорастворимой коррупции, замените правосудие инстинктом самосохранения, а справедливость взболтайте, чтобы на поверхность всплыл естественный отбор — лишнее испарится само. В постоянной борьбе за выживание одни горожане превращали свои сердца в камень, другие захлебывались отчаянием и шли первым на прокорм. Я не хотел ни того, ни другого, и в результате оказался среди умников, которые живут непреходящей мечтой однажды вырваться из этого болота. Весь последний год я искал способ по-настоящему покинуть Вимсберг. Любой ценой убраться подальше и никогда не возвращаться.

Похитили богатого цвергольда? Ужасно, дорогие мои. Увы и ах, всячески сочувствую родственникам, клану, самому царю Боргу, да. Готов печально подрожать губами солидарности ради. Но ввязываться? Увольте. Осталось всего два… о, уже полтора оборота до того как послушная машина унесет меня в сторону Эскапада. И там, в Оплоте Равновесия, который, как я всем сердцем надеюсь, получил пафосный титул не просто так, начнется новая жизнь нового Уилбурра Брокка. Молю судьбу, чтобы истинная столица оказалась бальзамом, который если и не избавит от душевных ран, так хотя бы успокоит их постоянный зуд.

Я стер со лба излишки раздражения и глубоко затянулся сигаретой. Расклеиваться не стоило. Увязнуть в пучине жалости к себе — дело не хитрое, но и не хорошее. Позорное, прямо скажу, состояние, да еще и довольно опасное — выбраться из болезненного самосозерцания гораздо труднее, чем удержаться на его краю. Интересно, хватило бы мне смелости отменить поездку и открыть новое дело? Хотя тут и думать было не о чем. Дело — это когда клиент говорит, что делать, а ты из кожи вон лезешь ради предложенных денег. То есть тенью следуешь за его супругой и пытаешься выяснить, что она забыла в Рыбацком квартале, и откуда у нее на руке изящный браслетик с оригинальным хоблингским орнаментом. Вот это дело. А срываться по наводке полоумного бродяги и бежать сломя голову спасать неизвестного богатого карлика? Тут уже попахивало героизмом, а это слово лет двести не произносят в приличном обществе. Если важный, судя по перстню, дурак позволил себя украсть и его до сих пор не прирезали, — значит, скоро потребуют выкуп. Вероятнее всего, похитители даже получат желаемое — вместе с парой арбалетных болтов в сердца. Ну, или молотом по голове, если за дело возьмутся сородичи пропавшего. Вообще, ситуация выходила довольно-таки неоднозначная: карлики, конечно, были в Вимсберге частыми гостями, но постоянно держались большими компаниями и благоразумно не доверяли местным жителям. Меньше всего их хотелось сравнивать со стадом баранов, вокруг которого бродят волки, выцепляя по одному с краю. Цвергольды — народ умный, суровый и, главное, крепкий — спеленать молодого, полного сил карлика и засунуть его в мешок сумел бы не каждый. Разве что похитители — его соплеменники? Эх, стоило бы задать свидетелю еще пару воп… Хо-хо. Я скривился и мысленно отвесил себе оплеуху. Куда это ты, дорогой Уилбурр, навострился? Отвлекся на миг — и нате вам, стоит, думает… расследует. Лишнее это, брат, очень уж лишнее. Держи себя в форме, сколько влезет, но дальше теории не лезь. Оставь в прошлом этот котел порока и мерзости, задумайся о ближайшем будущем, в котором нет места трижды проклятой Морской столице и ее проблемам.